«13 августа 20хх
Сегодня я съела первый за лето арбуз. Арбузы мне нравятся больше, чем дыни. Мои предпочтения не меняются с самого детства… Хотя потроха мне нравились не всегда. Люто ненавижу детей, чавкающих рубцом (ха-ха). Я разъяснила маме правила обращения с этой книгой. Напишу ещё раз. Пока некий человек за ней не придёт, её нельзя показывать никому, кроме родных. И я запрещаю спрашивать подсказки у Кёко…»
«16 августа 20хх
Скоро выписываюсь! Они приходили навестить меня в последний раз. Оба уже требовали от меня перестать им пакостить, и я развела время посещения (ха-ха).
· Хочу, чтобы мы хотя бы раз дружно пообедали втроём!»
«18 августа 20хх
Завтра меня вы-пи-сы-ва-ю-ю-ю-ют!!!
Ух, как я оторвусь в оставшееся время!!!
Йе-е-е-е-е-е-е-е-ей!!!»
На этом месте её дневник оборвался.
Что тут скажешь?
Я тревожился не напрасно.
У неё что-то случилось, а она от меня это скрывала.
Как и прежде, нечто поднялось изнутри к самому горлу. «Тише», — успокаивал я сам себя. «Я ничего не мог поделать, а теперь уже поздно», — оправдывался я, сдерживаясь из последних сил.
Глубоко дыша, я задумался о том, что нужно сейчас.
Того, что я хотел найти, в «Книге жизни с болезнью» не оказалось. Текст не содержал чёткого ответа на вопрос, как она относилась ко мне. Видно было, что она меня ценила, но это я и без того знал. Я хотел узнать, как она меня называла.
Какое жестокое разочарование.
Я закрыл глаза и выровнял дыхание. Внезапно я словно бы погрузился в безмолвную молитву.
Когда я закрыл книгу, мать Сакуры сидела передо мной и терпеливо ждала. Я тихо положил книгу на татами и передвинул к ней.
— Большое спасибо…
— Это ещё не всё.
— А?..
Она не взяла «Книгу жизни с болезнью». Её глаза один в один как у Сакуры, только заплаканные, — неотрывно следили за мной.
— Посмотри дальше. Она хотела, чтобы ты обязательно это прочёл.
Я поспешно бросился листать пустые страницы.
Записи вновь появились ближе к концу книги.
Энергично выведенные строчки, в которых словно бы запечатлелся её характер.
Мне показалось, что в комнате стало нечем дышать.
«Завещание (черновик) (переделаю ещё не раз).
Моё почтение всем.
Это моё завещание.
Если оно попалось кому-то на глаза, значит, я покинула этот мир (не слишком ли банально)?
Позвольте сперва извиниться за то, что скрывала свою болезнь от большинства своих знакомых. Я искренне сожалею об этом.
Пусть это и эгоистично, но я хотела вести вместе с вами обычную жизнь, полную развлечений и смеха. Поэтому я умерла, ничего вам не сказав.
Возможно, кто-то из вас хотел бы в чём-нибудь мне признаться. В таком случае, пожалуйста, во всём признайтесь кому-нибудь другому. Хотите — в любви, хотите — в ненависти, но, прошу, выложите всё как есть. Иначе однажды вы умрёте, не успев этого сделать, — как я. У вас пока есть время. Пожалуйста, не молчите.
Всем в моей школе (может, некоторых упомянуть отдельно?) — я очень рада, что мы учились вместе. Мне нравились фестивали искусств и спортивные праздники, но ещё больше мне нравилась наша повседневная школьная жизнь. Хотела бы я посмотреть, чем каждый из вас сейчас у себя занимается, но, к сожалению, не могу. Сохраните побольше воспоминаний, а, когда окажетесь на небесах, всё расскажете мне. Ради этого призываю — не грешите (ха-ха). Спасибо тем, кто любил меня, и тем, кто ненавидел.
Папе, маме и старшему брату (а здесь по отдельности?) — спасибо вам за всё. Я очень любила свою семью. Папа, мама, брат — честно-честно, я очень-очень вас любила. Когда я была маленькой, мы часто ездили в поездки вчетвером. Я и сейчас хорошо их помню. Тогда я была ужасно непослушная и причиняла массу хлопот, но теперь-то вы можете гордиться своей дочерью? Я и на небесах хотела бы остаться вашим ребёнком. А родившись вновь — быть вашей дочкой. Так что, пожалуйста, никогда не расставайтесь. Когда я опять появлюсь на свет — вырастите меня вместе. Я хочу снова провести жизнь в семье Ямаути вместе с братом. Ох, слишком много всего хочется написать, а получается бессвязица.
(Тем, кто мне дорог, надо всё же написать лично. Обращение к семье я переделаю.)
Кёко.
Позволь сперва сказать вот что: я тебя обожаю.