Я проучилась всего два месяца перед тем, как мама попала в больницу. Думала, отец откроет глаза и бросит пить, ведь мы оба понимаем, что это он довел ее до такого состояния. Каждый день жить с агрессивным алкоголиком – такое никакие нервы и сосуды не выдержат. А мама с ним вместе уже девятнадцать лет. Лучше б рожала и воспитывала одна. Я практически не помню, каким был мой отец до того, как увлекся алкоголем. Теперь же все вокруг него виноваты во всех его несчастьях, кроме него самого.
Завернув свежий хлеб в полотенце, я заглядываю, как в печке подходят еще две буханки, потом проверяю маму и иду к Лидии Порфирьевне. Поход к ней всегда как глоток воды. Она очень добрая и душевная старушка, с которой я люблю общаться. Моя мама дружила с ней до инсульта, и иногда Лидия Порфирьевна приходит проведать ее. Но делает это крайне редко, опасаясь, что мой отец и ее начнет поколачивать. Она женщина пожилая, семья живет в Киеве, не навещают ее совсем, защитить некому. И хоть она и была учительницей моего отца, даже это не останавливает его от того, чтобы обложить ее матом при случае.
Войдя во двор соседки, я иду к дому, во второй раз рассматривая ярко-оранжевую машину, стоящую у нее во дворе. У Порфирьевны гости, и мне неловко нарушать ее покой, но я обещала испеченный хлеб. Оглаживая взглядом сверкающий бок машины, я иду, не глядя вперед, пока передо мной, словно черт из табакерки, не выскакивает парень. Я вскрикиваю от испуга и едва удерживаю хлеб, который норовит выпасть из рук. Мой взгляд сначала утыкается в рельефную грудную клетку, – голую, надо заметить, – а потом поднимается выше. И по мере того, как я рассматриваю парня, чувствую, как начинают пылать мои щеки.
– Привет, – здоровается он, так же оценивающе блуждая по мне взглядом.
– Гм, привет, – хриплю я.
– Я – Кирилл.
– Марья, – теперь пищу. Да что ж такое с голосом?!
– Знаю.
– Да? – спрашиваю. Нет, чтобы выяснить, откуда знает, я задаю самый дурацкий вопрос из всех. Но этот Кирилл меня смущает. И нагота его. Ну, то есть, он, конечно, в шортах, но торс голый, и это сильно смущает.
– Ага. Я внук Лидии Порфирьевны.
– О! – я сталкиваюсь с ним взглядом, и тут понимаю, что вся эта дружелюбность напускная. Он – хищник, а я, судя по всему, добыча. Потому что настолько плотоядный взгляд можно встретить только у хищника. Он смотрит с деланным равнодушием, но при этом прожигает до самых косточек. Мне кажется, даже они понемногу начинают плавиться под этим взглядом. По телу разбегается холод, от которого я неуютно ежусь. – Эм, ну здрасьте, – выдаю тупо. – Тут это… хлеб, – проговариваю быстро, а потом всовываю сверток ему в руки и, развернувшись, сбегаю.
К счастью, Кирилл меня не окликает, и у меня нет необходимости объясняться с ним. Бросаю калитку открытой, чего никогда не делаю, и мчусь в свой двор. Но, как это всегда бывает, я не могу просто добраться туда и спрятаться в относительной безопасности своего дома. Потому что из своего двора выходит Даша – моя школьная подруга.
– О, куда летишь, солнце? – бодро выкрикивает она, подходя ближе.
– Домой. Заносила Порфирьевне хлеб.
– Опять не успела? – качает она головой, но не осуждая меня, а с сочувствием. Мы обе знаем, кто первый скупает хлеб, чтобы потом продавать его подороже тем, кто не успел купить рано утром. У моей семьи каждая копейка на счету, так что переплачивать я не могу.
– Нет, Демчук сегодня был как ракета.
– Да чтоб у него ракета в заднице взорвалась! Так, а чего такая перепуганная? – спрашивает она, а потом переводит взгляд мне за спину, и я слышу, как лязгает замок калитки Лидии Порфирьевны, и зажмуриваюсь на секунду. – О, какой экземпляр. Это кто это там у Порфирьевны? – тянет Даша, продолжая пялиться в ту сторону.
– Внук ее.
– Хорош. Привет! – выкрикивает она, а я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как за невысокими воротами возвышается Кирилл и внимательно смотрит на… меня. Ой, мамочки.
– Даш, перестань, – шепчу, хватая подругу под локоть и веду в сторону своего двора.
– О, ну нет, – она вырывается из моей хватки. – Или ко мне, или по отдельности. Я видела, как твой батя с дядь Витей на речке прибухивали. Не хочу я новых приключений.
Я торможу перед своими воротами и тяжело вздыхаю. Чувствую, как все еще колотится сердце и горят щеки, но в сторону двора Порфирьевны не смотрю. Знаю, что он стоит там и все еще ощупывает меня взглядом. Чувствую это, и хочется прикрыться.
– Да, ничего такой внучок, – облокотившись локтем о невысокий забор, выдает Дашка. – Вот такого бы тебе. Видно, что богатенький. Увез бы тебя в город, мамку твою вылечил, тебя бы задарил подарками. На руках носил бы только за твои пирожки с луком и яйцом.