Так просто и так легко, соглашаясь, отступая, давая мне шанс привыкнуть. Щедро одаривая обещанием и словами, что я для него — Особенная.
А потом…
Потом я проснулась. Вдохновлённая и влюблённая, до последней черты, за которой уже — одержимость.
Хотелось закончить конкурсную работу, на ней был изображён Он — мужчина, которому я была готова подарить и сердце, и тело, и душу. Но поднявшись в мастерскую, на чердаке, я поняла, что любовница Хана испортила мою работу, измазав её чёрным акрилом. Кроме неё, больше некому было.
Внезапно мне стало стыдно и я испугалась своих чувств к взрослому мужчине.
Потом всё закрутилось так быстро, что я едва успевала отмечать события: ссора между мной и Ханом, Хан выгнал свою любовницу, наше сближение и снова разрыв.
Теперь уже окончательный. С лёгкой руки папы, рассказавшего, что Хан был влюблён в мою маму.
Потом я долгое время не могла смотреть в зеркало, на своё отражение, без содрогания. В каждом жесте мимики я видела маму, а не себя, и не хотела видеть наше сходство.
Я могла думать лишь о том, что Хан хотел меня из-за внешнего сходства с ней, хотел её, а не меня…
Со временем я смирилась с этим и отлегло, но ненадолго.
До сих пор стыдно вспоминать «подарок», устроенный мной Хану на день рождения его сына.
Если бы я могла изменить прошлое, то ни за что не стала бы так поступать. Возможно, именно из-за этого «подарка» Хан сейчас относится ко мне так — холодно и отстранённо, как к вещи.
Двигаться нет желания.
Я сползаю вниз по стене и смотрю прямо перед собой, но не вижу ничего. То ныряю в прошлое, то фантазирую, какой могла быть жизнь — моя и Хана, одна на двоих.
Я так хочу забыться, но даже в мечтах не получается построить счастливое будущее.
Внезапно дверь душевой кабины отъезжает в сторону. Я вздрагиваю и прижимаюсь всем телом к Хану, резко вытягивающему меня из кабины.
Я заглядываю в его глаза.
Тело бьёт мелкой, острой дрожью, а напряжённые соски царапаются о ткань его рубашки…
— Долго ты здесь сидишь? Продрогла…
— Долго?
Зуб на зуб не попадает.
— Уже вечер, Ди, — хмурится Хан. — Поздний вечер. Прислуга сказала, что ты давно не выходила из комнаты, и я… — замолкает.
— Ты думал обо мне всё эти годы? — спрашиваю невпопад.
В ответ Хан целует меня. Горячо и глубоко. Со стоном целую его в ответ.
Так неправильно.
Так не должно быть. У него семья — жена и ребёнок.
Но я безумно сильно хочу его.
— Ты хочешь меня? — спрашиваю, дрожа.
Так хочется к нему ближе. Сейчас. Не теряя ни одной секунды времени.
Темирхан выносит меня из ванной комнаты и с размаху опускает на туалетный столик.
Я полностью обнажена, и с волос капает вода. Прямо на столешницу.
Хан одет с иголочки, только от влаги рубашка прилипла к коже, обрисовывая фактурную мускулистую грудь.
Мне нужно, чтобы он ответил прямо сейчас. Но Хан упорно молчит, а вот-вот скачусь в истерику. Если не сделаю хоть что-то…
Я сама приподнимаюсь и сцепляю руки за его мощной шеей, глажу плечи, бугрящиеся мышцами.
Кайфую от ощущения силы, которая перекатывается под его горячей кожей, обжигающей даже сквозь ткань рубашки.
Всегда восторгалась им — его подготовкой и совершенным телом, а сейчас он стал таким… заматерелым, что ли.
Движения рук скупые, но точные и резкие, как прицельные выстрелы. Глаза стали ещё глубже, а в волосах кое-где видны серебристые нити.
Ещё одно свидетельство разницы в возрасте между нами. На которую мне совершенно плевать.
Мне нравится в нём всё. Я сама тянусь вверх, к его точёным, сурово сжатым губам.
Не прикрывая глаз, наблюдаю за его реакцией. Ничего.
Только ноздри носа трепещут сильнее, выдавая частое дыхание.
Легко целую его губы. Простое, мимолётное прикосновение и отстраняюсь.
Стоило мне только отодвинуться от него, как Хан нахмурился, и складка между его бровей становится губительно резкой.
Хмурый, молчаливый и дико сексуальный.
Желанный. Между ног наливает горячим напряжением и влагой.
Но вот только Темирхан не делает ничего.
Мне начинает казаться, что меня нет.
Он меня не видит. Не замечает. Не чувствует.
Мне хочется вернуться в прошлое, снова ощутить всю его жажду обладания на себе.
Когда я в глубине души понимала, что его заводило очень многое. Но только не сейчас.
Сейчас я обнажена, открыта и доступна, а ему — точно плевать.
Обида снова начинает владеть моим телом и его реакциями.
— Не хочешь, тогда дай мне одеться! — шиплю с уязвлённой гордостью и толкаю мужчину в грудь узкими ладонями.
Он резко придвигается так, что грубая ткань его джинсов натирает мои нежные складочки. Двигает бёдрами. Вверх и вниз, натирая, причиняя боль, но тем не менее давая почувствовать, что он сильно возбуждён.