Признания отца всколыхнули настоящую бурю в моей душе. Я помнил, как весь первый год отсчитывал сраные три месяца, надеялся, ждал, а сука-куратор измывался над всеми теми, кто не получал из дома ни строчки.
Не писали почти никому. Сейчас, слушая отца, я начинаю сомневаться, а доходили ли письма вообще хоть до кого-то, кроме трёх кураторских любимчиков, которые заслужили свою благосклонность, отсасывая директору нашей замечательной академии? И я не в переносном смысле, между прочим.
Выходит, обо мне не забывали? Отец получал отчёты, писал письма... звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, но если так... Нет, в это просто не верится!
- Я ничего не получал, - буркнул в сторону Артёма, который после рассказа отца смотрел на меня, как на кусок дерьма. - А что касается того письма, которое я сжёг, так это был розыгрыш со стороны пацанов. Мне тогда подкинули письмо якобы от одного парня из академии, который признавался мне в любви. Ребята без женского общества совсем с катушек слетели и дурачились как могли. Это письмо, которое они мне подкинули, написали сами и решили решили разыграть меня. Я конечно же психанул и сжёг этот бред. И писать нам было не позволено все четыре года обучения, без разницы, хорошее или нет поведение, какие оценки и насколько хромает дисциплина.
- Что-то такое я и предполагал, когда получил отчёт детектива полтора месяца назад, - кивнул отец. - Вообще я нанял его узнать твои слабые места, чтобы надавить на них и всё же заставить приехать. Вместо этого детектив прислал мне отчёт по академии... и у меня волосы дыбом вставали, пока я его читал.
Он рванул галстук, словно тот мешал дышать, на эмоциях смахнул на пол стакан с водой. Но никто из нас даже не обратил на это внимание.
- Я не знал! Чёрт, да я не догадывался даже! Были же отчёты, фото! - отец даже покраснел, настолько сильно он сейчас выглядел взволнованным.
Он закрыл руками лицо, тяжело дыша, словно хотел таким образом укрыться от правды.
- По словам детектива, условия проживания в академии находятся на грани ужаса. Учеников морят голодом, дабы добиться от них послушание. Избиение курсантов - в порядке вещей. Особо непослушных держат в одиночных помещениях расположенных в подвале, больше похожих на карцеры, не один и не два дня, могут и на неделю запереть.
По мере того, как отец говорил, лицо брата становилось всё бледнее и бледнее. Что, братишка, не нравится такое слушать? Пока вы там с Мармеладкой на мягких постелях познавали радости семейной жизни и плотской любви, меня в очередной раз запирали в одиночке, лишая самого, суки, главного - надежды!
- Антон, это правда? - Артем вытаращился на меня во все глаза. Ну и что он ждёт? Что я посмеюсь и скажу, что вычислил и подкупил детектива? Хренушки вам, живите теперь со всем этим, я же как-то выжил!
- Да, - процедил я сквозь зубы. - Да!
Уже не сдерживаясь, проорал это "Да!" им обоим в лицо. Меня охватила такая обида, что я снова почувствовал, как мои демоны начинают брать надо мной вверх. Поднимаются с дна моего разочарования и протягивают руки, чтобы снова захватить контроль надо мной.
- Я узнал об этом буквально недавно. Как узнал и о том, что кураторы письма всё же получают. Поэтому я попросил тебя вернутся домой. - отец словно прочитал мои мысли. - Я не знал об этом, сын. Поверь мне!
- Ну вот, теперь знаешь, - я горько усмехнулся. - Вы оба знаете. Матери и Янке предлагаю не говорить, ни к чему им такие волнения.
Говорю, а сам снова вспоминаю тот ад. Голод и побои, это малая часть того, что мне пришлось пережить, хотя шрамы на спине мне никогда не дадут забыть о тех "веселых" днях. Но не это самое ужасное, что со мной произошло в том филиале ада на Земле.
Самым жутким было, когда меня запирали одного в комнате страхе. Так курсанты называли помещения, где запирались самые непослушные из нас. Без окон, с тусклой лампочкой в коридоре, которой едва хватало, чтобы не сойти с ума в кромешной тьме. Нас, как собак, сажали на цепь, для особо "буйных" имелись кандалы, и оставляли в этой комнате, кого на день, кого на неделю, в зависимости от наших провиностей. Удобства - ведро в углу, но если цепь укоротили, то до него просто не дойти. Давали только воду. Никакой еды. А тех, кто бушевал даже в этой комнате, вырубали электрошокером.
Вот такая весёлая у меня была жизнь в военной академии, куда меня сослал отец. Из лучших, блять, побуждений.
Всего, что там происходило, не передать словами, да я и не собираюсь этого делать. Тем более сейчас, когда вижу боль и раскаяние в глазах отца. Тихий ужас во взгляде брата. Им, пожалуй, хватит и того, что они узнали.
- Антон, почему ты не вернулся? Почему ты не приехал после окончания? - вопрос отца вырвал меня из воспоминаний.
Я задумался. Как правильно ответить, чтобы меня поняли?
- А мне было куда возвращаться? - спросил, как отрезал.
- Что ты такое говоришь?! Антон, как ты можешь так говорить? Мы твоя семья! Семья, которая тебя всегда ждала, - отец выглядел очень расстроеным. Я вспомнил про неполученные письма. Выходит, да, ждали, не забывали.
- Я узнал об этом только сегодня, - выталкиваю слова из одеревеневшего горла. Мышцы стянуло колючей проволокой, всё нутро против того, что показывать себя размазней, выказывать свои обиды. И всё же, не могу больше держать всё в себе, этот груз слишком тяжел для меня одного!
- Ещё я не вернулся потому, что чувствовал себя там нужным. Только оставшись, я мог помогать парням, которые продолжали подвергаться всему тому ужасу, через который я прошёл. - выплюнул я эти слова, чувствуя, как меня всего колотит изнутри.
Пришло время поведать самый мерзкий страх, который держал нас в таком напряжении, что куда там голоду.
Для меня он так и остался страхом, но я заплатил за это ночами в карцере и парой сломанных рёбер. И я решил поделиться этим страхом с людьми ближе, которых у меня нет. С моей семьёй. Возможно кто-то скажет, что это неправильно. Неправильно взваливать на других такой багаж. Но мне нужно с кем-то поговорить об этом. Ведь эту тему мы не затрагивали даже в академии.
- Однажды ночью я проснулся от криков одного из курсантов, которые доносились из коридора. Он был новеньким, щуплый, долговязый парнишка. Как попал к нам, первую неделю был сущий дьявол, пальцы веером, дерзил кураторам, насмехался над правилами. Пожалуй, даже я по прибытии вел себя поспокойнее. Потом его как подменили, сделался тише воды, ниже травы. Стал угрюмым, ни с кем больше не разговаривал, только огрызался, как дикий зверёк. Постоянно чего-то боялся, шарахался от других курсантов. - я посмотрел сначала на брата, потом на отца, перед тем как закончить свой рассказ. Оба потрясённо молчали, кажется, догадываясь, что услышат. Но я уже не мог молчать. Мне нужно было сбросить с себя этот груз. Они моя семья! Если не с ними, то кому я могу показать свои слабости и страхи?!
- Той ночью я понял причину всех этих изменений в Меттью. Когда я пошёл на звук его криков, то чуть с ума не сошёл от того что предстало перед моими глазами. Его держали двое кураторов, а третий вбивался в него сзади. - я с трудом проглотил ком образовавшийся в горле и продолжил говорить мёртвым голосом.
- Мэттью скулил, плакал, а эти уроды перебрасывались грязными шуточками и ржали как свиньи. Это случилось спустя почти два года моего обучения, до этого я слишком часто болтался по карцерам, чтобы на меня обратили внимание в этом смысле. Да такое мне даже в самом страшном сне не приснилось бы.