Фридрих Незнанский
Хочу увидеть океан
Глава 1 Сыночек ненаглядный
Юра проснулся неожиданно, будто кто-то толкнул его. Тоненький солнечный лучик проник сквозь неплотно задвинутую тяжелую штору и нахально вторгся в приятные утренние сновидения. Юра открыл глаза, потянулся, повалялся еще немного, вспоминая по сложившейся за последние годы привычке вчерашний день, и тут же огорчился. Все-таки наглые эти девки, сначала в глаза заглядывают, сладкими голосами дифирамбы поют, а стоит им осуществить свою заветную мечту и попасть за границу, совершенно голову теряют. Вчера он лишился комиссионных от очередной красотки Анюты. Нашла время звонить. Нет чтобы дождаться, когда он домой вернется, так ей приспичило трезвонить ему на мобильный, прямо в клубе его нашла, где он, потягивая дорогущее вино из хрустального бокала, заинтересованно наблюдал за длинноногими красавицами, изображающими танцовщиц из кордебалета «Мулен Руж». Юра в тот момент, будучи не в силах отвести взгляд от роскошных грудей танцовщиц, с несвойственным ему чувством гордости, принимая его за еще более несвойственное ему чувство патриотизма, размышлял о том, что отечественные девушки по физическим показателям превосходят всех девушек Вселенной. Прошлым летом он развлекался в Париже и отвалил девяносто евро за билет в «Мулен Руж». Тогда он пил из изящного бокала французское шампанское, стоимость которого входила в билет, и без особого удовольствия смотрел на обнаженные подрагивающие груди танцовщиц, с удивлением отмечая про себя, что они его нисколько не возбуждают. Хреновые это были груди. Вялые и несексуальные. Правда, танцевали они профессионально. Да и декорации были богатые. А роскошные сценические костюмы открывали бюст полностью. Но ведь и наши постановщики давно научились поражать иностранцев и костюмами, и декорациями. Как-то Юра возил в концертный зал при отеле «Космос» cвоего голландского приятеля Ирика на представление «Русское шоу». И, слушая откровенно восхищенные восклицания иностранцев, которые в основном и заполнили зал, неожиданно для себя вдруг испытал гордость за наших артистов. Они танцевали ничуть не хуже, а декорации и вовсе были сказочными, впрочем, как и костюмы. Его отвлеченные размышления прервал звонок мобильного телефона. «Юрий Васильевич, дорогой, срочное сообщение. Выхожу замуж. Из бизнеса ухожу, муж так хочет. За прошлый месяц я вам проценты перевела. Так что я вам ничего не должна. Чао, дорогой. Пожелайте мне счастья».
От неожиданности он только и успел пробормотать: «Поздравляю…» А она уже и отключилась. «Вот же паршивка!» — запоздало разозлился он на Анюту. Конечно, можно было бы позвонить на ее мобильный, душу отвести, выругать как следует. А что толку? Очередная русская красавица пленила швейцарского буржуя, и он, не помня себя от счастья, заполучив такую дивную красоту, решил быстренько прибрать ее к рукам, пока не уплыла к какому-нибудь другому счастливчику. За последние полгода это уже третий прокол. Девки как с ума посходили. И что им неймется? Что им не терпится подставить свою шею в ярмо, именуемое очень точным определением — брачные узы? Пока молоды и свободны, наслаждались бы своей независимостью, получая по три тысячи франков в месяц в своем стриптиз-баре, отплясывая на сцене с жизнерадостными улыбками на раскрасневшихся лицах. А в свободное время крутили бы романы с богатенькими банкирами, не обременяя себя нелегкой семейной жизнью. Замуж всегда успеется, тем более что на Западе можно с этим и не торопиться, лет до тридцати уж точно. Это в России девчонки уже с семнадцати лет переживают, как бы в старых девах не остаться. А за бугром тридцать лет — самый брачный возраст. Когда уже и образование получено, и карьера наметилась. Анюте в прошлом месяце исполнилось двадцать два. Всего полгода он успел попользоваться процентами с ее жалованья. Хорошо, хоть рассчиталась с ним полностью. Он это помнил наверняка, даже не заглядывая в свою бухгалтерию. У Юры была отличная память на цифры, особенно когда дело касалось денежных поступлений. В любой валюте — швейцарских франках, евро или японских иенах. Один хрен, все равно он получал деньги в долларах через «Вестерн юнион». Этот банк работал только с долларами и даже евро переводил в доллары по очень невыгодному для клиентов курсу. Жаловались ему девочки, и не раз, сколько они теряли на процентах, отчисляемых банком и за перевод денег, и за конвертацию… Но Юру это не колыхало, он должен был получать свои тридцать процентов, и он их получал, пока очередная его протеже не выскакивала замуж…
Юра вытянулся на кровати, ухватившись руками за резную деревянную спинку, и стал резво вскидывать ноги, стараясь поднимать их строго вертикально. Досчитав до пятидесяти, обессиленно завалился на сбитую простыню и мысленно поблагодарил голландца Ирика. Это он надоумил Юру делать по утрам такую зарядку, зная, как не любил тот покидать свою постель. «Ты, Юра, много ешь, это вредно. И мало двигаешься. У тебя живот отвис». С этими словами он критическим взглядом окинул Юрину фигуру, и по кислому выражению его лица можно было понять, что она ему совсем не нравится. «Сам худой, а живот как у беременной женщины на четвертом месяце». Юре это сравнение очень не понравилось, но Ирик говорил правду. Он вообще всегда говорил правду, какая бы она ни была неприятная. Поэтому друзей у него практически не было, и только Юра с ним иногда выходил в люди, держа его про запас, мало ли понадобится, все-таки иностранец. И когда Ирик посоветовал ему, как избавиться от живота, не прилагая к этому особых усилий, Юра обрадовался, что не разругался с ним за неприятную, но справедливую критику. Вот уже и пригодился. С тех пор он каждое утро встречал, дрыгая ногами как заведенный. Результат не заставил себя долго ждать — живот заметно подтянулся, и Юра частенько с удовольствием демонстрировал его какой-нибудь очередной девочке, призывая ткнуть пальцем, чтобы убедилась, какие железные мышцы он накачал себе на радость, людям на загляденье. Девицы пальчиком тыкали, восхищенно удивляясь его достижениям, и иногда после этого следовал непродолжительный роман. Юра не любил длительных отношений. Он прекрасно знал женскую психологию и их фантазии на свой счет — каждая из них мечтала заполучить в мужья молодого преуспевающего владельца небольшой и перспективной фирмы Юрия Васильевича Добряка. «Фигу вам, — думал он злорадно, — как раз за ваш счет моя фирма приносит стабильный и вполне приличный доход. Мое дело — организовать, ваше — работать!» И, вручая девушке загранпаспорт с визой, отправлял ее в аэропорт Шереметьево-2 в сером «ауди», за рулем которого с вечно мрачной рожей сидел его водитель дядя Вася.
Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату заглянула мама.
— Умучился, бедняжка? — cострадательно взглянула она на запыхавшегося Юру. — Брось ты издеваться над собой. И так все девки твоими будут!
Мать боготворила единственного сына и считала его писаным красавцем. Она не могла понять, почему Юра каждое утро надрывается, задирая ноги, как будто ему за это платят. Кровать при этом ходила ходуном, и спинка ее стучала в стенку материной спальни. И Ольга Александровна считала про себя, сколько же на этот раз сын сделал этих идиотских упражнений, ругательски ругая при этом Ирика. Этот долговязый иностранец, которого она почему-то упорно называла бельгийцем, приводя его в тихую ярость, заставил ее сыночка, стройненького изящного красавчика, за которым толпами бегают девчонки, надрывать свое здоровье и ограничивать себя в еде. Он теперь по утрам ест какой-то поридж на воде, с завистью поглядывая на мамочку, которая поглощает огромные бутерброды с его любимой докторской колбасой, и это нисколько не сказывается на ее хрупком телосложении. А еще этот несчастный иностранец всегда скажет какую-нибудь гадость, будто только затем и ходит в гости. Если у нее подгорело мясо, вовсе не обязательно об этом говорить, ешь себе молча, что дали, и радуйся. Она и так знает, что не сильна в кулинарии, а он никогда не преминет указать на ее промашку. И Юрику что-нибудь гадкое как сказанет… Живот у него какой-то нашел. Раньше на мальчика любо-дорого было посмотреть, а сейчас ее сынуля превратился в худышку и ходит с голодным блеском в глазах, и еще неизвестно, как отразится на его здоровье скудное питание. Хоть бы этот заморский гость уехал в свою Бельгию или Голландию, один черт, кто их разберет — эти крохотные государства. Одним словом, не наш человек…