Сейчас, вспоминая этот эпизод, Бретт мог поклясться, что ничего подобного он не испытывал ни к одной женщине на свете. Только Фиби могла очаровать его своей заспанной невинностью. И в то же время только она виновата во всех его переживаниях и унижениях. Она мучила его сердце и уязвляла его гордость одновременно.
Бретт уже добежал до поворота на свою улицу и тут заметил белую с черным полицейскую машину, а чуть позже и грузного Бена, нажимавшего звонок входной двери его дома. Надо же, сам шеф полиции Бен Толмен подпирает косяк его двери!
Не дождавшись ответа, Бен повернулся и встретился взглядом с Бреттом. Солнце уже достаточно припекало, и Бен снял форменную фуражку. Его лицо выражало самодовольную строгость. В руке он держал какой-то документ.
— Бретт Кроуз, — сказал он, когда Бретт подошел поближе, — у меня ордер на обыск.
— Что ты ищешь, Бен? — Бретту на самом деле хотелось помочь шефу полиции в его нелегком расследовании. К тому же ему порядком надоело играть с ним в кошки-мышки.
Бен скривил большой рот и прищурил глаза, изучая подозреваемого.
— Я подожду с ответом. Не хочу упускать возможность получить неопровержимые доказательства.
Бретт опустил голову и стиснул зубы. Неужели никто больше не отважится поверить в его невиновность? Одна Фиби нашла в себе силы.
— Какие доказательства, Бен? Попробуй исходить из того, что я не причастен к этой трагедии.
Бен не собирался следовать совету Бретта. Он лишь нахмурил брови.
— Если ты не хочешь помочь расследованию добровольно, я арестую тебя по подозрению.
Бретт вынул ключи от своего дома из нагрудного кармана тенниски. Его губы были плотно сжаты, а желваки заметно двигались.
— Должен заметить, что не вижу повода для такой уверенности, — сказал он и отпер дверь.
— Время покажет, — зло буркнул Бен.
Одного взгляда на него было достаточно, чтобы раз и навсегда убедиться, что профессия детектива вредна для здоровья.
Лишь только Бретт распахнул входную дверь, как Бен немедленно направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Где твоя спальня, Бретт? — спросил он резким голосом.
— Вторая дверь направо, — ответил Бретт и последовал за Беном, мысленно уговаривая себя, что скоро все наверняка закончится.
Довольно долго он наблюдал, как полицейский безрезультатно исследует спальню и ванную. Вдруг Бен резко обернулся к Бретту и внимательно посмотрел ему в глаза. В его взгляде без труда читались не только ехидство и уверенность в том, что остаток своей жизни Бретт проведет в тюрьме, но и некоторая растерянность.
— Может быть, ты скажешь мне, что тебя больше всего интересует? — поинтересовался Бретт, выждав какое-то время.
Лицо Бена слегка покраснело, но он нашел в себе мужество признаться в затруднении.
— Твои теннисные туфли, — вздохнул он. Бретт был немало удивлен. В чем собственно, провинились его туфли перед начальником полиции?
Он молча вошел в комнату, нагнулся, достал искомые туфли из-под кровати и вручил их Бену, который аккуратно упаковал свою добычу в большой пластиковый пакет. Затем развернул перед глазами Бретта листок.
— Ты арестован за похищение Салли Флеминг, — объявил он, и уголки его губ поползли вниз. — Ты имеешь право хранить молчание. Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя на основании закона. Ты имеешь право...
— Подожди минуточку, — прервал его разглагольствования Бретт. Он все еще не мог поверить в правдоподобность данной ситуации. — Что служит основанием для моего ареста? Пара теннисных туфель?
— Следы, оставленные на месте преступления, — самодовольно ответил Бен. — Я убежден, что рисунок именно этой подошвы мы видели около дома Салли.
— Вполне возможно, — ответил Бретт, едва справляясь с растущим раздражением. — Я имею обыкновение бегать по утрам. И нет ничего удивительного в том, что где-то оставляю следы своих туфель.
— Вот ты и оставил их во время похищения Салли, — невозмутимо ответил Бен. — Я думаю, ты больше не захочешь ничего говорить без адвоката, потому что оказался в скверном положении. Мне надеть на тебя наручники или ты пойдешь по доброй воле?
— Пойду сам, — спокойно ответил Бретт, сконцентрировав всю свою волю. Он окончательно понял, что совершил величайшую в своей жизни ошибку: ему не следовало возвращаться в этот город.