Телефон стоит и в кабинете, где сижу я. Но при моем профиле работы его помощь не требуется. Говорить приходится только с приятелями. А официальным тоном побеседовать не с кем.
И вот моя квартира присоединена к внешнему миру. Но миру это еще не известно, и он молчит. Остается снять трубку, прижать ее плечом к уху, подражая своему начальнику, и, Перелистывая новенький телефонный справочник, набрать несколько номеров. И говорить в трубку тихим, но не терпящим возражений голосом:
— Алло! Кинотеатр «Зорька»? Говорит Никитин. В чем дело, товарищи? Долго вы будете рвать пленку во время демонстрации фильмов, нервируя рядового кинозрителя? Даю неделю на выявление причин. Проверю сам. Не прощаюсь…
Или более лаконично:
— Привет! Никитин! Что у вас с освещением на Прямоугольной улице? Второй год ни один фонарь не горит. Немедленно принять меры!..
Или более тонко, с иронией:
— Алло! Кто у телефона? Бочкин? Начальник СУ-13? Очень приятно, товарищ Бочкин. Поздравляю вас с юбилеем. Сегодня исполняется ровно год с того времени, как ваши подчиненные произвели раскопки на Прямоугольной улице. В честь славной даты жители окружающих домов взяли обязательство увеличить число ушибов и переломов. Еще раз поздравляю!..
А после взять сигарету, откинуться в кресле, как это делает мой начальник, и задумчиво пускать дым. И вдруг вспомнить что-то срочное, важное и резким движением набрать нужный номер.
Мне повезло:, я серьезно простудился, взял больничный и целыми днями давал указания по телефону, воображая себя руководителем.
Мое внимание сосредоточилось на родной Прямоугольной улице, которая кишела всякими безобразиями. Я устранял и У до тех пор, пока у меня не пропал голос.
Недели через две я выздоровел и пошел на работу. Прямоугольная улица неузнаваемо преобразилась. Все мои телефонные указания были тщательно выполнены.
Вечером я посетил кинотеатр «Зорька». Пленка больше не рвалась.
В умелых руках телефон — могучее средство преобразования жизни.
МЯСОРУБКА
— Лиза, любимая! — горячо шептал я в телефонную трубку. — Любимая!.. Представь, что в этом мире нас только двое. Ты и я. Ты стоишь на фоне занимающейся зари, протягиваешь ко мне руки и голосом неземной красоты спрашиваешь…
— Василь Петрович, можно, я у вас подсолнечное масло из кухонного стола возьму? — раздался за дверью басовитый голос соседки Тихоновны.
— Разумеется, Тихоновна, возьми, — ответил я. — Только оно у меня давнишнее, с осадком. Понюхай сначала на фоне занимающейся зари.
— На каком фоне? — удивилась Тихоновна.
— Фу, что я говорю! — засмеялся я. — Ну, конечно, на фоне кухонного стола.
— Как, ты уже видишь меня на фоне кухонного стола? — послышался из трубки Лизин голос.
Я поспешно схватил трубку.
— Ни в коем случае, дорогая! Никакой кухонной утвари. Ты паришь надо мной, как богиня, как олицетворение вечной, непреходящей любви. Ты манишь меня своим таинственным глубоководным взглядом. И вот я лечу к тебе, беру за руку, и мы осуществляем коллективную прогулку по околоземному пространству. Одни во всей вселенной. И, ослепленный красотой своей богини, я шепчу ей эти единственные слова…
— Василь Петрович, вы не будете возражать, если я прокручу говядину через вашу мясорубку? — снова пробасила Тихоновна.
— А богиня без костей? — деловито осведомился я у Тихоновны, зажав микрофон рукою.
— Какая богиня? — не поняла Тихоновна.
— То есть не богиня, а эта… говядина, — поправился я.
— Без костей, Василь Петрович.
— Ну крути, Тихоновна, на здоровье.
— Милый, ты кому-то другому шепчешь слова любви? — спросила Лиза.
— Кому же их шептать, — страстно сказал я в трубку, — если s этом мире меня тревожат только твои волосы, огненные, как дневное светило, твой голос, необъяснимый, как зов космической бездны? А больше меня ничего не тревожит.
— Василь Петрович, мясорубка заедает! — взволнованно обратилась ко мне Тихоновна.
— А нож не забыла поставить? — спросил я, спрятав трубку в карман.