Нет. Не думать. Не плакать. Не сметь!
Ничего еще не ясно, все не точно, рация хрипела и сипела из-за помех в атмосфере после сильнейшей грозы. В городе была авария, есть раненые, и, стало быть, они с Роем едут РАБОТАТЬ.
Лори не чувствовала слез, струящихся по щекам.
За что наказываете, боги?
В городе было непривычно тихо и страшно. В конце главной улицы переливались синие и красные огни на патрульной машине шерифа Кингсли, Но Гай сразу направил свой джип к больнице. Заглушил мотор, вылез из-за руля, а Рой и Лори уже бежали к входу.
В вестибюле навстречу им поднялся огромный и кряжистый, словно медведь гризли, Кейн Роджерс. Сейчас он выглядел стариком, но слез в глазах не было. Чуть поодаль стояла мраморная и прекрасная статуя — Исабель Лоредо, дочь гордого Мигеля Лоредо, потомка испанских грандов, завоевывавших эту суровую землю. Она посмотрела на Лори отсутствующим взглядом — и Лори утонула в двух омутах боли и отчаяния.
Рой тихо спросил:
— Что, папа?
Лицо Кейна словно треснуло пополам — но он справился с собой и глухо выговорил:
— Его сбила машина. Протащила несколько метров. Я не все понял в вашей докторской абракадабре, но док Грей сказал — множественные переломы и разрывы тканей. Кровотечение сильное…
— Где он?
— В операционной. С ним Тони Бокадеро.
— Он живой?!
— Пока… да.
Рой повернулся и кинулся в коридор, ведущий в операционный блок. Лори рванула за ним.
Они разделись донага и натянули стерильные халаты и брюки, не глядя друг на друга и не стесняясь. Сосредоточенно и тщательно мылись — как привыкли, как и нужно было…
За стеклом — залитая ярким светом операционная. Стерильное царство, вечное поле боя смерти и жизни. У приборов — бледный, осунувшийся Бен Даймон, анестезиолог-реаниматолог, умница, красавец, переехавший сюда по приглашению Лори из Бостона, где у него было шикарное место в лучшей кардиологической клинике штата.
Сестры Кэрол и Джейн Джедд, местные уроженки, ангелы-хранители, скользили, меняли пакеты с физраствором на штативах капельниц.
У стола — Тони Бокадеро и Сэмми Джоунз, уже четыре года принимавшие и лечившие маленьких уроженцев Литл-Соноры, отличные врачи, преданные друзья, профессионалы — но не хирурги!
А на столе — совсем мальчик. Тоненький, жалкий, окровавленный и такой непривычно тихий — Джои Роджерс. И босые ступни Джои вывернуты немыслимым, страшным, НЕЖИВЫМ образом…
Лори всхлипнула — и Рой тут же рявкнул на нее:
— Молчать! Доктор Флоу, извольте держать себя в руках! Вы готовы к операции? Тогда вперед.
Они вошли, стремительные и беспощадные ангелы жизни, в своих зеленых хирургических халатах и шапочках, одинаково целеустремленные и бесстрастные. Встали к столу.
Тони монотонно и быстро выговаривал слова анамнеза:
— Открытый перелом шейки правого бедра, открытый раздробленный перелом лучевой кости правого предплечья, разрыв мягких тканей, кровоизлияние в брюшную полость, ушиб печени с последующим кровоизлиянием, разрыв селезенки…
Человек — одно из самых хрупких и беззащитных созданий на земле.
Хитиновый панцирь жука защищает его от громадного давления.
Мышь, упавшая с шестого этажа, отделывается легким испугом.
Лиса отгрызает лапу, попавшую в капкан, и зализывает рану, чтобы уже через пару дней снова начать охотиться.
Страшные резаные раны от клыков соперника заживают на пуме в течение недели.
Неоперившийся птенец сороки выживает на голой земле, если мать и отец находятся неподалеку и отгоняют от него хищников с помощью всей стаи.
И только человек, давно забывший, как правильно пользоваться своим телом, беззащитен и уязвим.
Крошечный кусочек железа, вылетевший из дула пистолета, превращает его внутренности в кровавую кашу, а придуманная и сконструированная им самим машина способна в доли секунды превратить венец природы в груду окровавленных лохмотьев…
Берегите человека. Не дайте ему умереть.
— Скальпель… зажим… зажим… тампон… тампон… тампон… льется, черт… пот!.. зажим… Показания?
— Семьдесят на сорок пять. Аритмия.
— Кэрол, адреналин по весу.
— Опасно, у него осколок сломанного ребра…
— Зажим… тампон… Лори, внимательнее, беру аорту… есть… тампон… Кэрол, нашатырь…
— Рой, что с тобой?!
— Продолжай операцию, доктор Флоу.
— Я не могу…
— Можешь! Ты хирург. Пожалуйста, девочка…
Он не смог бы этого объяснить. Сотни операций, огромный опыт, профессионализм — все это отступило вдруг перед простой человеческой слабостью.