— Гляди и помни, — грозил Буров. — Если что… кишки выпущу… На размышления — сутки. Понял? Да не вздумай языком болтать. Боря Буров, когда надо, шутить не любит. Понял?
Спал Мамин беспокойно. Ему казалось, кто-то туго сжимает его горло. Он задыхался, звал на помощь. Лишь под утро, измученный, крепко и шумно захрапел. После подъема его с трудом растолкал сосед по койке.
В умывальной комнате никого не было. Мишка заглянул в зеркало и не узнал сам себя: лицо длинное, нос — острый, тонкий, маленькие серые глаза провалились. Наскоро умывшись, он заспешил на завтрак, на ходу натягивая поношенную рубашку.
Столовая шумела. Мишке казалось, что на него все смотрят косо, недоверчиво, с презрением. Мучительно перекошенное лицо его не выражало ни смелости, ни твердости. Молча пробравшись в угол, Мамин сел за стол, через силу съел суп, не дотронувшись до хлеба. В противоположном углу увидел Бочкина. Колька лениво и задумчиво шевелил толстыми губами.
После завтрака ребята бойко занимали места в классе. Появился преподаватель. Начинался обычный учебный день. На перерывах Мамин уходил из шумной толпы в сторону, изредка наблюдая за Бочкиным, который, видимо, чем-то был недоволен, часто курил и тер рукой широкий лоб.
«Наверно, дуется на меня», — заключил Мамин.
Весь день Мишка избегал встречи с Борькой. Но вечером Буров сам разыскал его…
Бурова допрашивал Сергеев. Борис не отрицал своего участия в краже. Да, десять наручных часов, изъятых у него, краденые. Но в магазин он не лазил. Там был Пескарь.
— Значит, стекло ломал Мамин. Он же орудовал в магазине, а вы с Бочкиным дожидались его на улице?
— Точно. Не верите, да? Спросите у Кольки.
— Где, конкретно, стоял ты и где Бочкин?
— Я около угла, где двери, а Колька у окна, слева.
— Когда, где и как вы договорились пойти на кражу?
— Позавчера вечером у нашего общежития.
— Во сколько?
— Около одиннадцати вечера.
— Кто предложил первый?
— Мамин. Что улыбаетесь? Не верите, да? Если я был судим, то и веры нет, да? Думаете, Пескарь не способен, да? Плохо его знаете, гражданин начальник. Мы у него были грузчиками, и только.
— Но грузить-то на вас было нечего. Десять наручных часов, браслеты, бусы, деньги — груз не велик. Один унесет, не так ли? В общем, чепуху не городи.
Буров молчал, упершись злыми глазами в пол. Руки дрожали. Он хорошо понимал, зачем нужны капитану Сергееву подробности. Неужели так же допрашивают и Бочкина? Тогда ему, Бурову, амба… Признают рецидивистом и вкатят срок под завязку.
— Когда, где, во сколько вы встретились перед тем, как пойти к магазину, кто подошел в условленное место первым, кто последним и что вас заставило пойти на такое серьезное преступление? — сыпались вопросы.
Буров, не поднимая головы, продолжал молчать…
В дверях показалось горбоносое лицо лейтенанта Рябковского. Он осторожно подошел к столу, положил перед начальником протокол допроса Бочкина и, наклонившись, шепнул:
— Это все, что я мог из него…
— Выжимают мокрые половые тряпки, — сердито сказал Сергеев, догадавшись, что хотел сказать лейтенант. — Мы же дело имеем с живыми людьми. Это надо понимать.
Лейтенант Рябковский стоял навытяжку, слегка наклонив вперед голову, и часто мигал. Капитан недовольно взглянул на молодого оперативника, ровно произнес:
— Можете идти.
Не обронив ни слова, Рябковский вышел. Некоторое время Сергеев не мог успокоиться. Он закурил, медленно склонил черноволосую, с большими залысинами голову над протоколом допроса Николая Бочкина. Читал не спеша, сосредоточенно анализируя каждую фразу. «Утешительного мало, — думал он. — Бочкин допрошен плохо. Вместо обстоятельного выяснения деталей протокол напичкан общими фразами. Роли каждого из преступников в совершении кражи из показаний не видно. Кто главарь и вдохновитель воровской группы — не ясно. За такие промахи надо строго предупредить Рябковского. Хотя… Хотя какой еще с него спрос. Не хватает опыта. Следует терпеливо доучивать… Хватка оперативника у него все-таки есть…»
Сергеев положил протокол допроса в папку и обратился к Бурову:
— Я жду ответа на заданные вопросы. Для обдумывания времени было вполне достаточно.
Буров упорно молчал. Да и что он мог ответить?