Ставилась цель, увы, не достигнутая до сих пор, – обеспечить всех достойным жильем. Благороднейшая задача для архитекторов – отсюда и энтузиазм!
Утром того дня, когда Корбю с товарищем Игнатовым прибыли в мастерскую Весниных, и началась ознакомительная поездка известного французского архитектора по Москве. Первоначально планировалась только одна встреча с коллегами-архитекторами – он на сцене, они в зале. Что-то вроде общего собрания, в стиле пресс-конференции. И конечно, никаких поездок по мастерским. Все должно было происходить под строгим присмотром.
Однако Корбю заявил, что хочет своими глазами увидеть то, чем восхищался его соотечественник маркиз де Кюстин, которому Москва показалась эскадрой среди земной тверди. Маркиз жил в гостинице на Большой Дмитровке и описал в своих воспоминаниях весь маршрут по городу «сорока сороков»: «Огромное множество церковных глав, острых, как иглы, шпилей и причудливых башенок горело на солнце над облаками дорожной пыли... Каждая глава увенчана крестом самой тонкой филигранной работы, а кресты, то позолоченные, то посеребренные, соединены такими же цепями друг с другом. Постарайтесь вообразить себе эту картину, которую нельзя даже передать красками, а не то что нашим бедным языком! Игра света, отраженного этим воздушным городом, настоящая фантасмагория среди бела дня, которая делает Москву единственным городом, не имеющим подобного себе нигде в Европе».
Корбю радостно сообщил встретившим его товарищам из ГПУ о ярких впечатлениях маркиза, изъявив желание увидеть все это своими глазами.
– В мировой архитектуре на протяжении веков мы наблюдали лишь постепенные изменения структуры и декора, но наступает век стекла и бетона, он даст возможность продемонстрировать великое могущество конструкции. Это переворот в самом кодексе архитектуры. В Москве можно будет увидеть этот эволюционный процесс в полном объеме. От куполов до железных конструкций, – возбужденно говорил Корбюзье, не обращая внимания на смущение своих невольных слушателей.
Планы архитектора, мягко говоря, не обрадовали товарищей. К тому времени в Москве никаких «сорока сороков» уже не было – большинство церквей были либо снесены, либо постепенно разрушались. Здесь ждали авангардиста и атеиста, ругающего «затхлую религиозность мелких буржуа», а он, оказывается, хотел строить новое, не разрушая старого... В общем, сложилась весьма скользкая ситуация.
Поэтому, когда Корбю сказал, что в принципе его еще больше интересуют современные тенденции развития советской архитектуры и что он хочет лично пообщаться с ведущими зодчими в их мастерских, товарищи из ГПУ облегченно вздохнули и со спокойной душой предоставили ему такую возможность. О чем позднее горько пожалели.
В мастерской Весниных Корбю встретили радушно. Он был этим приятно удивлен, вспоминая напряженность, которая сразу же возникла у него в отношениях с Мельниковым. Здесь же ничего подобного не случилось.
Они оказались абсолютными единомышленниками. Братья Леонид, Виктор и Александр были приверженцами конструктивизма, их взгляды полностью совпадали с профессиональным кредо Корбюзье, который уделял особое внимание функциональности сооружений, новым инженерным конструкциям и материалам. Его сразу стали расспрашивать о том, над чем он сейчас работает, рассказывали о своих планах, о строительстве Днепрогэса, которое шло полным ходом под руководством их мастерской.
Веснины говорили по-французски. В какой-то момент Виктор Александрович заметил напряженный взгляд товарища Игнатова, который не ожидал столь оживленной беседы, и сказал:
– То, о чем мы говорим, интересно послушать всем. Надо переводить. Это ведь по-настоящему историческая встреча. Кто у нас еще знает французский?
В другой момент Оля Проскурина вряд ли призналась бы, что знает язык. Но сегодня уже с утра происходили какие-то чудеса. Тот самый удивительный «не наш» человек опять встретился на ее пути. Как только он вошел, их глаза мгновенно нашли друг друга. И Оля поняла, что должна подойти к нему, и теперь у нее есть серьезный повод – она будет переводить.
Товарищ Игнатов был вполне удовлетворен решением Виктора Веснина. И разумеется, отметил про себя неожиданную помощницу. Мало ли что и как повернется! О ней надо знать все.
Веснины опять стали рассказывать о Днепрогэсе, о конкурсе на лучший проект Дворца Советов на месте храма Христа Спасителя, о новом проекте здания Центросоюза на Мясницкой. Леонид Александрович даже предложил Корбюзье поработать вместе над общим проектом. Или, если у французского архитектора появится такое желание, он сам мог бы сделать какой-то проект для Москвы...
Мельком взглянув на непроницаемое лицо товарища Игнатова, Веснин осекся, но... идея была уже высказана и стала бурно обсуждаться.
Корбю, совершенно преобразившийся и какой-то помолодевший, все рассказывал только переводчице Оле. Той самой Оле – из его прекрасного утреннего видения!
«Так не бывает. Видимо, какие-то высшие силы хотят, чтобы мы все же познакомились и я не потерял ее из виду», – пронеслось в его голове.
Ольга вела себя с достоинством и внешне была абсолютно спокойна. Ей даже удалось скрыть, что внимание маэстро ей небезразлично – во всяком случае, от пристального взгляда товарища Игнатова.
Впрочем, в тот момент товарища больше волновала тема проекта Дома Центросоюза.
Братья Веснины тут же решили, что откажутся от этого проекта в пользу Корбюзье. Вольно или невольно, они не смогли скрыть того, что советским архитекторам тесно в замкнутом пространстве страны, что им остро необходимо участвовать в международном процессе развития архитектуры. Веснины считали, что присутствие Корбюзье в Москве, его работа здесь во многом компенсируют такую изолированность.
Это был очень серьезный поступок с их стороны. Братья были людьми особого толка, они привыкли нести ответственность за все в своей жизни: за молодую девушку, оставшуюся сиротой, и за связь со временем и миром. Как могли, они спасали то, что было им дорого.
Для себя Корбю все уже решил. Он остается в Москве. Он во что бы то ни стало примет участие в конкурсе проектов Дворца Советов и предложит свои услуги по проектированию Дома Центросоюза. Он чувствует здесь вдохновение, прилив сил, энтузиазм! Здесь сама атмосфера благоприятствует рождению новых идей. А главное, здесь он встретил ЕЕ.
Корбю никогда не был женат. Ему даже в голову не приходило, что может случиться то, что случилось. Он совершенно не ожидал, что может влюбиться. Но именно это и произошло с великим архитектором...
Знакомство с банкиром
– Спасибо Весниным. Благодаря им Корбюзье смог начать работу в Москве, хоть и не довел ее до конца. Дом Центросоюза, где сейчас располагается Статуправление, достраивали по его проекту, но уже без его участия. Говорили, что, работая с русскими, он почерпнул у них много ценных идей и разнес их по миру. Именно за это его не очень любят некоторые маститые архитекторы старшего поколения, но... ладно. Гораздо хуже то, что его идеи у нас довольно бестолково растиражированы по всей стране...
Только сейчас голос Ангелины Ивановны вернул Владимира к реальности. Он так ярко представил себе картину знакомства Корбюзье с ее бабушкой, будто присутствовал в мастерской...
Спохватившись, Шапошников поспешил поддержать последнюю сентенцию хозяйки дома:
– Да, согласен. То, что он делал сам, было гениально, но адепты переборщили.
– Вот именно. Очень правильное определение. В результате для многих он стал создателем бесконечных бетонных сооружений – общежитий, заводов и санаториев – с ленточными окнами. Монстром, придумавшим высоту потолка в два сорок.
– Мне, кстати, всегда казалось очень досадным это обвинение в его адрес, – заметил Владимир. – Опять же – адаптация! Ведь Корбюзье был неисправимым идеалистом. Ему казалось, что он нашел способ за счет уменьшения высоты увеличить количество помещений. Его два сорок в высоту плохо сочетались с девятью обязательными метрами пространства на человека, по советским жилищным нормам.