- Это жизнь! Велеса благоволит женщинам и детям, но она беспощадна к тем, кто пытается уничтожить ее дар. Сама Велеса сохранила себя чистой и непорочной, она не познала греховности зачатия младенца, не познала мук рожающей женщины. Непорочная дева… и в то же время Мать всех людей.
Меер опустила голову, медленно шествуя за жрицей, которая забыла о людях, дожидающихся за воротами храма. Настоятельница проповедовала о постулатах культа Велесы, о второй сущности богини, которая была не только жизнью, но и проводником в мир мертвых.
Меер захлопнула двери кареты, тяжело дыша от бега! Когда храм остался позади, она расслабленно откинулась на удобные подушки и припудрила лицо. Меер поблагодарила богиню Весту, за то, что не успела открыть главную тайну велеске, – понесла она не от мужа, который в столице искал аудиенции у короля. А так как у любовника была рыжая шевелюра, и все его отпрыски наследовали от него огненные волосы, объявить будущее чадо истинным наследником черноволосого мужа было невозможно. Меер прикоснулась ладонью к плоскому животу. Она ценила свою красоту, рано ей было заводить детей. Но если пророчество мужа осуществится, то Меер была готова в следующее посещение храма рассказать той же настоятельнице грустную историю о том, как она потеряла ребенка, которого возжелала всем сердцем.
Меер обернулась, чтобы взглянуть на обитель. Строения, храмы и часовни. И главная цитадель и оплот веры – деревянная церковь, увенчанная двадцатью двумя главами, размещенными ярусами. Солнечные лучи падали на купала, создавая серебряные узоры. Двадцать два перерождения Велесы. Именно столько раз Богиня ступала на землю обычной смертной, чтобы нести свое ученье в мир.
Меер окликнула кучера.
- Поворачивай, - приказала она. - Вези меня в храм Весты...
И только к ночи, избавившись от младенца и выпив кувшин вина с настойкой, снимающей боль, Меер призналась самой себе, что больше всего напугало ее в настоятельнице. Это взгляд Феодоры, в котором за всеми постулатами и не высказанной яростью, скрывалась обычная человеческая похоть.
Дерфор с вечера ничего не ел. Скудный запас еды закончился в дороге, а часы на храмовой башне безостановочно продолжали бег. Полчаса и врата храма закроют, чтобы лишить людей спасения. Мужчина молился Велесе, молился, как никогда в жизни, надеясь на спасение сына. Он видел в толпе других детей, он видел отдельную группу тех, кто был заражен красной смертью, но в его сердце не было сострадания к другим! Сын умирал на его глазах! И все, что чувствовал состарившийся за несколько дней мужчина – боль и страх.
Юная послушница указала на телегу Дерфора. Он прочел еще одну молитву, осторожно поднял сына и последовал за девушкой.
Половина лежаков под навесом опустела, ведь на лечение одного пациента уходило до получаса. Послушница указала на кровать, а затем бегло осмотрела мальчика. Она прошептала над ним молитву, положив ладонь на его лоб. Марьян забился в агонии, из его рта хлынула кровь, пачкая подол послушницы.
Дерфор рухнул на колени, с болью в глазах взирая на сына, истекающего кровью.
- Прошу тебя, позови жрицу. Спаси моего сына.
Послушница неуверенно покачала головой, жрицы были заняты, а мужчина, судя по его телеге и одежде, едва сводил концы с концами. А ведь на содержание храма требовались деньги, и пока верховная жрица не добилась финансирования от короля, настоятельницы сами изыскивали способы пополнить казну храмов.
- Уже поздно, если он доживет до послезавтра, приводи его, - безразлично сказала послушница, отворачиваясь от мужчины как от надоедливой мошки. Она лечила больных с раннего утра. И отвлеклась лишь раз, чтобы принять похлебку из овощей. Все, о чем мечтала послушница, это несколько минут покоя, чтобы сбалансировать силу. К тому же вид смерти давно уже стал для нее привычен – люди были смертны!
Дерфор схватил пальцами кровавый подол послушницы.
- Умоляю тебя, я могу заплатить.
Девушка, которой едва исполнилось двадцать лет, отрицательно покачала головой. Она лечила именем богини, но спасти всех было невозможно! Кто-то умирал на пороге храма, кто-то по возвращению домой, а чудеса, невзирая на слухи, были редкостью в обители.
- Приходи послезавтра, - повторила она, отворачиваясь, ей пора было готовиться к вечерней молитве.
Дерфор боялся отпустить подол одеяния послушницы, опасаясь, что ему не удаться ее уговорить помочь. И она уйдет, скользнув безразличным взглядом по Марьяну и другим больным, так и не получившим жалкого внимания велесок.