— И что же?
— Образовалась газовоздушная смесь. День выдался безветренный, облако получилось хорошее. Стены Кремля и дома не дали развеяться. Вот, а потом рвануло… Как опилки на лесопильных заводах в трубе вытяжки взрываются, знаете?
Корабельщик обвел взглядом горизонт. Продолжил все тем же ровным тоном, стерильным и неживым, как все вокруг, совершенно не похожим на прежнего матроса-анархиста:
— Я и ждал от него пакости, мне Пианист подал доклад. Но я высматривал бруски с динамитом, ожидал выстрела из тяжелой снайперской винтовки. Даже полагал, что какой-то экипаж танка в заговоре, и во время парада обстреляет или протаранит саму трибуну. Известен в нашей истории такой случай…
Корабельщик вздохнул:
— Но суслик, сука, умный. Образованный. Додумался до боеприпаса объемного взрыва. Сам додумался, потом я нарочно расследовал. Его бы энергию в мирных целях! Только, для сохранения тайны, расчет Коля никоторому профессионалу не доверил. И заложился с таким запасом, что теперь его задница покидает Солнечную Систему на скорости восемьдесят километров за секунду. Я, по крайней мере, на это сильно надеюсь.
— Простите, я не поздоровался.
— Ничего, я тоже пропустил этот этап. Рад приветствовать вас в мире живых, товарищ Сталин.
— Взаимно, товарищ Корабельщик. Насколько я понял, мы с вами уцелели? А остальные?
Корабельщик на этот раз долго молчал. Сталин осмотрел просторное помещение, из-за ширины казавшееся низким и плоским, хотя до потолка здесь пришлось бы доставать в прыжке. Ни столов с картами, ни штурвала, ни рычагов. Почему оно называется «ходовая» рубка? Дань традиции?
— Мы с вами умерли, — сказал после мучительной паузы Корабельщик. — Остальным повезло меньше.
Пока собеседник хлопал глазами, моряк объяснил:
— После доклада Пианиста я перебазировался в Петроград, но и это оказалось далековато. У себя на борту я бы только посмеялся над «мягким», воздушным взрывом. А за тысячу километров и мощность поля не та, и реакция оставляет желать… Защитный купол выдержал почти полсекунды. В конце концов, аватар просто расплавился от протекающей по нему энергии. После моей, хм, смерти, защитное поле исчезло, и уже вам срезало голову осколком стекла.
— … Осколком стекла… — Свердлов перекатился на бок, не чувствуя впивающихся в бока щепок. Поднялся на колени, улыбнулся.
— Как удачно!
Переступая в дыму, на коленях, поминутно хватаясь руками за уши, изображая контуженного, Свердлов подобрался к лежащим друг на друге Ленину и Чернову. Постоянная необходимость воевать между собой, держать противника как можно ближе в поле зрения, сделала этих двоих неразлучными. Вот и сейчас их швырнуло на кирпич кремлевской стены рядом. Словно бы люди, при жизни ненавидевшие друг друга, делали одно дело.
Свердлов огляделся. Крики, лязг, разгораются стропила окружающих домов… Решительно ничего не разобрать в оседающей пыли, в оранжево-багровом дыму… Темные силуэты, шатающиеся от контузии, кровь из ушей. Яков решительно взял тот самый кусок стекла, что так удачно срезал голову «самому хитрому грузину в СССР». Конечно, товарищ Ленин уже не прежний гимнаст. Наследственность, опять же, нехороша. Яков готовился, готовился к этой минуте. Только, в отличие от глупенького Коли Балаболкина, уделял больше внимания сбору сведений, чем пламенным речам. Оттуда и знал, что отец Ленина-Ульянова умер в пятьдесят четыре, и тоже страдал артеросклерозом. Наверное, он бы и сам по себе протянул недолго, особенно после мощной встряски. Но не стоит надеяться на авось в таком важном деле…
А все-таки проклятая тварь сгорела! Кто видел ослепительно-белую вспышку, белый силуэт, фигуру словно бы из расплавленного металла — тот инопланетного черта уже никогда человеком не назовет.
Яков слизнул кровь из разбитого носа, едва не потеряв сознание от сладко-железного тошнотворного вкуса. Чтобы не скользили руки, вытер их безжалостно в шапке собственных густых волос.
— И ведь говорили же тебе: Ильич, не королевствуй! Что же ты так пренебрегал мнением самых близких соратников?
Еще один косой взгляд по сторонам. Нет, никто не глядит сквозь черно-желтый туман. А и различит, не поймет сквозь кирпичную пыль. Если что — пытался оказать помощь, вынимал осколки… Яков решительно вогнал узкий клин стекла за ухо Ленину. Второй осколок — в затылок Чернову. Хрипнул:
— Без эсеров обойдемся. Развели партию — всякой заразы по четыре раза!
Теперь отшвырнуть стеклышки подальше, и можно терять сознание с чувством выполненного долга.