Или не повезло…
— А что же капиталистическое окружение? Интервенция?
— Я уже сказал, что против них есть средство. Не надо верить мне на слово, увидите сами.
Финансист Гуковский протянул с нескрываемой иронией, нарочно карикатурно-одесским говорком:
— Таки вы ва-алшебник?
— Я только учусь. Вот, у меня экран пока синий. — Корабельщик погасил световое полотнище. — У хорошего волшебника экран светится зеленым.
— А у плохого?
— У плохого мигает и полосами рябит.
Собрание понемногу замолкло. Приходилось решать, а решать на десять лет вперед за сто сорок миллионов населения никто не рвался. Тут все свои вокруг, а это значит, что некуда сбежать. Найдут и спросят, без малейшего сомнения.
Чувствуя на спине мурашки, Сталин поднялся:
— Товарищи! Мы выслушали очень хороший план. Вряд ли кто может сказать, удастся ли он. Однако, план составлен достаточно разумно, без прожектерства и шапкозакидательства. И я готов проголосовать за этот план при одном условии. Товарищ Корабельщик хочет советовать, ни за что не отвечая. Такая соглашательско-меньшевисткая позиция неприемлема. Пусть он займет определенный участок работы и несет за него ответственность.
Сталин сел, а наркомы одобрительно загудели. Тогда поднялся и Корабельщик:
— Я возьму наркомат информатики. Как раз передаваемую вам информацию надо же привести в удобоваримую форму. Такого наркомата у вас нет, и я никого не сгоню с кресла, не лишу возможности принести пользу трудовому народу. Но и я тогда поставлю одно условие.
Ленин переглянулся со Свердловым:
— Именно?
— Именно то, что в моем наркомате я решаю, кто тут красный, а кто белый.
— Эй! Это нечестно! Так все спецы к вам сбегут!
— Разве большевики преследуют людей за их политические убеждения? — вполне натурально изумился гость. Ленин улыбнулся. Сталин же подскочил:
— Спецам доверять нельзя! Наплачемся! Они саботировать станут — а как их проверить?
— Ничего, — гость ударил кулаком в ладонь, — у меня не станут. Я сам кого хошь отсаботирую, родная мамаша не узнает.
Видя полное ошеломление и всеобщую усталость от свалившихся новостей, Ленин совещание быстро закруглил. На место Троцкого поспешно избрали Михаила Фрунзе. Самого Льва Давидовича постановили хоронить в Кремлевской стене с почестями: все же Троцкий не только митинговал, но и на фронты выезжал, и под пулями бывал, да и армию взамен рыхлой добровольческой Красной Гвардии создавал на совесть.
Наркомом информатики выбрали Корабельщика, поручив ему к осени сформировать собственно комиссариат: подыскать здание, нанять людей и так далее.
Обсуждать всерьез «программу Корабельщика» даже не пытались: не одного дня дело, и даже, наверное, не одной недели. Приняли только, как срочнейшую меру, воздухоплавательную экспедицию на Урал за царской семьей. А то как бы тамошний ревком не грохнул гражданина Романова со гражданки и гражданинки, чтобы тот не достался белочехам. Всем, впрочем, стало ясно, что и Крымский проект этим голосованием одобрен, ведь не в Москву же тащить полный взвод бывшего царского семейства. Но все настолько утомились новостями, что возражать не стали, да и что тут возразишь? Романова наверняка свои же удавят, ибо там сейчас желающих на трон больше, чем казаков у Мамонтова и Деникина. Вот и превосходно, а нам лишняя кровь на руках зачем? И без того Ленин только что подписал телеграмму в Пензу:
“Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Декретируйте и проводите в жизнь полное обезоружение населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку.”
Наконец, собрали протоколы. Гостя вывели отдельным входом, президиум большевиков тоже исчез в потайных дверках. Наркомы же потекли через широкие двери в Александровский зал и дальше, на воздух, возбужденно переговариваясь.
Товарищ Сталин тоже вышел в боковой сводчатый коридор — и внезапно замер. Почему-то не горела ни единая лампа. Только далеко впереди по коридору слабо светился прямоугольник двери на лестницу, все же остальное скрывала темнота.
— Товарищ Сталин, — произнес голос, — не оборачивайтесь.