Возок немцы догнали на Белоярской заставе, где нашлось вырубленное поле и цепеллин мог подойти к земле. Глядя на знакомые по фронту каски-”пикельхаубе», полковник выругался в зубы.
Остановились, не пробуя развернуться: из-за спины вот-вот ожидалась погоня. Рано или поздно Екатеринбургский ревком все же разберется в произошедшем, умный еврейчик там не один… Полковник скрипнул зубами, поймав себя на крамольной мысли: а хорошо бы этих умных крючконосых комиссаров да на нашей стороне! — но думать о таких вещах монархист не умел, тем более — думать быстро, перед развертывающимся в цепь неприятелем.
— Пусть царь уходит лесной дорогой! — за спиной переговаривались «волноперы». — На юг Арамиль, там через речку Бобровку, и лови ветра в поле!
— А мы? — все же беспокоился второй штатский. — У меня патронов нет и затвор пулей разбило.
— Ничего, друг мой, — первый «студент» важно поправил очки в тонкой мельхиоровой оправе, — оружие у меня есть запасное. Мы будем отходить в горы. Я дам вам парабеллум!
Полковник выехал несколько вперед, обернулся к своим, поднял руку. Дождался тишины и высказал то самое, древнее, латинское, что некогда привело поповича на воинскую службу, к высоким чинам… К совершенно несомненной смерти здесь, на разъезженной грязи кандального тракта? Нет, плевать! Русский офицер присягает один раз!
И полковник прокричал:
— У кого есть пристанище, кто в случае бегства может по безопасным и мирным дорогам добраться до родных полей, тому позволяется быть робким и малодушным! Вы же должны быть храбры. В нашем отчаянном положении всякий иной исход, кроме победы или смерти, для нас отрезан. Поэтому старайтесь победить; если даже счастье станет колебаться, то предпочтите смерть воинов смерти беглецов. Помните, бессмертные боги не дали человеку более сильного и победоносного оружия, чем презрение к смерти!
На эти слова из возка снова полезла царская семья — больно уж страшно сидеть в темной духоте, ничего не видя и не слыша, все равно что расстрел с завязанными глазами! Камердинер полковник Трупп решительно взял у студента в очках-”велосипедах» запасной пистолет, а доктор Боткин вытащил из двойного дна саквояжа собственный.
— Браво, браво! — от цепи серых шинелей к возку шагал рослый матрос, по всей видимости, анархист; полковник долго думал, что с ним не так, потом понял: солнце от морячка слева и сзади, почему же буквы на бескозырке горят золотым пятном с двадцати шагов?
Матрос между тем приблизился шагов до пятнадцати и поднял пустые ладони:
— Успеете пострелять, храбрецы. Покамест ответьте мне на простой вопрос.
— Ну? — студент с разбитой винтовкой не удержал напряжения.
— Чего вы этим добьетесь? Белочехам царь не нужен. А что англичане ответили через посланника Бьюкенена, еще в прошлом году, осенью семнадцатого, помните, наверное?
— Да уж, — проворчал доктор в нос, — помним. «Британское правительство, к сожалению, не может принять царскую семью в качестве гостей во время войны».
Тут полковник взял себя в руки:
— Представьтесь!
— Командир Особого Воздушного Отряда товарищ Корабельщик, — матрос говорил негромко, но слышали его почему-то все.
— У меня приказ: Николая Романова и семью доставить в Крым, в Ливадию. А сам полуостров Крым передать под его власть. Пусть любой, кто советской власти не желает, вместо войны в Крым едет, и там какую угодно власть себе устанавливает.
— Брешешь! — снова вылез поперек начальника штатский, и забайкалец аккуратно хлопнул нарушителя по спине, от чего хлипкий «скубент» закашлялся, с трудом удерживаясь на седле.
— Убить вас я в любой момент могу, — Корабельщик поднял правую руку, и тотчас же от цепи в серых шинелях высоко над говорящими пролетели красные искры трассеров, а все фронтовики узнали четкий голос «шварцлозе», тяжелого пулемета, снятого, наверное, с цепеллина.
— …Но смысла в пустой жестокости не усматриваю. Так что будьте людьми, пожалуйте в кабину. Три дирижабля ради вас нарочно из Москвы прислали. До Ливадии сутки лету. В любом случае, не больше полутора. На что казнить вас? Чтобы нас вся Земля за дикарей сочла?
Студент, уже наученный дружеским шлепком, на сей раз пробормотал вполголоса:
— Ну, в той же Франции голову королю отрубили при всём честном народе. Да и в Англии отрезали голову королю, даже у господина Дюма в роман попало.