— Не врешь, Нестор?
— Перевязку снимут, сам поглядишь. Синячище аккурат по размеру, тютелька в тютельку. Книжка под ним была, в том же кармане. Правда твоя, что бумагу пуля пробьет, но тут не одна бумага была. С такой вот покрышкой сам видишь, чего вышло.
— А чего вышло?
— Доктор говорит, в ребре трещина. Ну, поберегусь покамест. В штабе посижу, Настя довольна будет. Могло и хуже выйти, сам понимаешь.
— Нестор, а правда в это зеркальце можно видеть, что за сто верст от нас делается?
Нестор принял зеркальце и убрал в карман френча. Нахмурился:
— Лев. Ты вот найди, кто такое говорит. И выпытай доподлинно, ему ли кто подсказал, или он сам видел.
— Убрать?
— Сперва мне доложи. Может, мы через говоруна кому что подскажем.
Лев пожал могучими плечами, не придумав, что еще добавить. Вздохнул:
— Кто бы мог подумать, что тебя спасет книжка Пушкина.
— Пушкин учит нас, что в России… Да и на Украине, как выяснилось, — Махно подмигнул, — культурный человек прежде всего должен уметь стрелять. Умелый стрелок бы в голову целил, а так повезло нам, Лева.
— Ты поэтому в школах требуешь военную подготовку?
— И поэтому тоже.
Снаружи застучали копыта, потом резанул голос посыльного:
— К Зиньковскому, с донесением!
Лев кивнул раненому и вышел, чтобы не принимать гонца в госпитале. Гонец, обычный сельский подросток, босой, прибывший на неоседланном коне с веревочной уздечкой, тем не менее попытался козырнуть, и начальник контрразведки оборвал его:
— Без чинов! Что там? Только не ори, тут госпиталь, раненым покой надо.
— Йе-есть! — шепотом «отрубил» пацан. — Товарищ Зиньковский, пятая группа доносит, шо над Юзовкой в сторону Мариуполя летят аж три этих… Как их… Дирижбабеля, вот!
— Сам ты дирижбабель! — не удержал смешок грозный Лев Зиньковский. — Все бы вам бабы. Цеппелины это, если не соврали и не перепутали ничего.
Подросток пошевелил губами:
— Цеппелины… Цеппелины… Ага. Товарищ Зиньковский!
— Ну?
— А если в школе учиться, потом правда на машиниста цеппелина выучиться можно? Нам учитель говорил, что ему профессор сказал в городе, что можно.
Лев развел могучие ручищи:
— Уж если сам профессор говорил, так наверняка можно. Меня что спрашивать, я всего только и знаю, что цеппелин сложная штука.
Цеппелин сложная штука. Пожалуй, на сегодняшний день самая сложная машина, выдуманная людьми. Даже громадные линкоры попроще — те все же по воде ходят. А цеппелин держится на воздухе — вот как? Воздух же не твердый!
Величиной новейшие немецкие воздушные корабли уже сравнялись с кораблями морскими, да не с чумазыми угольщиками, а с «Олимпиком», удачливым sistership того самого «Титаника».
Снаружи цеппелин выглядит вытянутой каплей. Округлая широкая голова переходит в постепенно сужающееся туловище, а затем в острый хвост — чисто тебе кит из учебника биологии. Разве только хвост у кита плоский, а у дирижабля крестом. Ну и брюхо кита гладенькое, а у дирижабля снизу выступает главная гондола, где капитан и рулевые: по высоте и по направлению. С боков топорщатся темные капельки — шесть моторных гондол на почти незаметных стальных распорках. Наконец, ближе к хвосту, вторая гондола с мотористами и седьмым двигателем.
Обычно в гондолах пассажиров не бывает, но сегодня случай особый. В «семидесятый» цеппелин погрузили Великих Князей из Алапаево. Вторая машина, «L-72», приняла Николая Романова, его камердинера полковника Труппа, лейб-медика доктора Боткина, уцелевших офицеров-заговорщиков и повара Харитонова. А флагманский «L-71» под командой самого Петера Штрассера принял наиболее деликатную часть: Александру с горничной Дарьей, дочками и малолетним Алексеем, которому снова стало хуже. Пожалуй, в иных обстоятельствах и у царицы Аликс отнялись бы ноги, но тут сделалось не до шуток. Хорошо еще, что у начальника отряда, матроса-анархиста Корабельщика, сыскался неведомого происхождения порошок, от которого мальчику делалось очевидно легче.
Немцы из экипажей говорили, что сам Корабельщик не матрос и не анархист. И совсем даже не человек, а пришелец то ли с Марса, то ли откуда подальше, чуть ли не вовсе из преисподней. Дескать, об этом уже знает вся Москва, где Корабельщик возник в синей вспышке прямо на совещании Совнаркома. И послан Корабельщик заоблачным ревкомом извести на Земле всех честных людей, отдав ее во власть голодранцам и митинговым паяцам.
Слово свое, однако, пришелец держал. Дирижабли без обмана держали курс на Ливадию, как доложил корректный немец, очень смешной в кожаном полетном реглане и дамской меховой муфте для мерзнущих на высоте рук. С офицерами кайзера семья Романова общалась свободно. Все-таки царица выросла именно в Германии, да и культурному человеку приличествовало знать европейские языки. Погода стояла великолепная, дирижабли шли на высоте в четверть версты, и внизу расстилалась панорама приазовских степей — желтых и серых, там и сям прорезанных зелеными узорами оврагов, на дне которых текли закрытые листвой реки.