— Хочешь порасследовать?
— Да ни в жисть! — Он отбросил листочки, как будто они жгли ему руки. — А чего за дело-то? Надежурила по городу?
— Ага.
— Убой?
— Ага.
— Повезло, в свой район выехала. За дверью стукнуло.
— Лешка, — сказала я, — ты опять свою дверь не закрыл? Там кто-то шастает. Еще дело сопрут…
— Ой, хоть все, — отмахнулся Горчаков. Тут зацарапались в мою дверь. Горчаков выглянул в коридор и заорал на всю прокуратуру:
— Андрюха! Сколько лет, сколько зим!
Я тоже подошла к двери и выглянула в коридор. Горчаков с Синцовым уже обнимались. Пока они были заняты друг другом, я оперативно поправила челку и подкрасила губы перед зеркалом. Теперь можно и с Синцовым поздороваться.
— А я к Маше, — сказал Синцов, когда они наконец оторвались друг от друга.
— Ах, к Маше! Тогда надо чайку попить! Машка, ставь чайник!
— Давно поставлен, — — сказала я. — Пока вы облизывали друг друга, я уже на стол накрыла.
К моему удивлению, Синцов достал из кармана и положил на стол пакет с четырьмя слоеными пирожками.
— Горчаков, — сказала я, — вот и еда прибыла.
— А чего так мало»? — разочарованно сказал он, приподняв пакетик. — Мне эти плюшки на один понюх. Надо было десять брать.
— Лешенька, — ласково сказала я, — а тебя вообще приглашали? Видишь, Андрей ко мне пришел. И пирожки принес на двоих, а не на троих. Ведь пять на два не делится? И четыре на три тоже.
— Тоже мне лиса Алиса, — проворчал Горчаков, но руки от пакетика убрал, и даже налил мне чая и чашку подвинул поближе.
— Подлизываешься?
— Подлизываюсь, — признался Горчаков, — в надежде, что из чувства благодарности ты пожертвуешь мне пирожок.
— Слушайте, какие вы меркантильные, — отметил Андрей, с легким удивлением наблюдавший за нами, — вы еще о чем-нибудь, кроме еды, говорить можете?
— Можем, — ответила я, — о пяти нераскрытых убийствах как раз и поговорим.
— Так, что за убийства? Почему я не знаю? — промычал Горчаков с набитым ртом. Пирожок ему и вправду на один понюх.
— Мне дают в производство серию, пять убийств со всего города…
— А я? — подозрительно спросил Горчаков, сделав мощное глотательное движение.
— Что — ты?
— А почему тебе, а не мне?
— Завидно? Потому что я выезжала в субботу на один из этих трупов.
— А я что буду делать?! — заныл Горчаков.
— А на тебя возложена почетная обязанность обеспечить мне спокойную работу по спецпоручению.
— Чего?! — завопил Горчаков, переводя взгляд с меня на Синцова и обратно.
— Того. Я же буду работать по серии, а ты будешь расследовать дела района.
Лешка недоверчиво хихикнул:
— Андрюха, скажи ты ей, чтобы так не шутила с пожилым отцом семейства. Меня же кондратий хватит.
Синцов ласково потрепал его по голове:
— Спи спокойно, дорогой товарищ. Девушка правду говорит.
— Предатель! — повернулся к нему Горчаков. — Нас на бабу променял! Вместо того, чтобы поработать со старым другом…
— Ладно, старый, не сердись. Скушай лучше пирожок и перейдем к делу.
Лешка тут же схавал предложенный пирожок и деловито сказал:
— Может, и я на что сгожусь? Рассказывайте.
Андрей вытащил из-за пазухи пластиковую папочку.
— Вот, Маша. Я тебе привез обзорную справку по четырем убоям. Пятый — твой случай, Антоничева. Я на всякий случай и копии фототаблиц захватил.
Я жадно схватилась за бумажки и стала читать.
Иванова, тридцати лет, судя по фотографиям с места происшествия, хорошо одетая привлекательная женщина. Если можно судить о привлекательности по вывернутому от ужаса мертвому лицу. Труп на лестничной площадке третьего этажа, перед лифтом. Рядом с трупом в луже крови — брошенная сумка с продуктами. Сверху, наполовину выпав из сумки, — кошелек.
— Сколько, ты говорил, там было?
Синцов отвлекся от разговора с Лешкой и взглянул через мое плечо на фотографию:
— Около пяти тысяч.
— И никто эти денежки не прикарманил? Даже странно.
— А практически сразу ее муж вышел на лестницу и находился там до самого конца осмотра.
— Понятно. — Я перевернула страницу обзорной справки. — А муж-то сам не при делах?
— Черт его знает. Говорит, что вышел на крики, он же труп и обнаружил. Покрутили мы его и так, и сяк, примерили. Вроде нет, но в подозреваемых оставили. Правда, крови на нем нет, но здесь тот же механизм нанесения повреждений, что и по последнему трупу: захват сзади, прижимает жертву к себе спиной и наносит удары по передней поверхности тела. Эта, кстати, сопротивлялась — видишь, руки все порезаны.
— Может, поэтому и не взяли ничего, кроме цепочки? Она сопротивлялась, кричала, испугались шума, дернули цепочку и бегом?
— Может, и так, но по логике, если это убийство с целью ограбления, сначала должны были дернуть сумку, в которой сверху лежал кошелек. А потом испугаться испугались, но десять ножевых все же успели нанести.
— Согласна. Кроме мужа, версии были?
— Ну, грабители местные. Я кивнула:
— Это понятно. И что?
— По местным я сам поработал, ну, естественно, в контакте с территориалами. Похоже, что чисто. По крайней мере, источники молчат и похожих случаев в окрестностях не было.
— Слушай, а где этот дом? Улицу Левина я представляю, а дом — не очень.
— Знаешь, там возле трамвайной остановки небольшой барчик с игровыми автоматами? С такой яркой рекламой — три семерки, карты, бананы какие-то? Вход с улицы один — в парадную жилого дома и в этот барчик. Игровые автоматы — на первом этаже, сбоку, а чуть дальше — лифт и лестница.
— Так. Пока свободен.
Я стала читать дальше. Анжела Погосян, двадцать три года, убита в субботу, в три часа дня в парадной дома, где на втором этаже живет ее подруга. Труп обнаружен этой самой подругой, которая стояла на лоджии и видела в окно, как Анжела вошла в подъезд, и забеспокоилась, что той долго нет. Выглянув на лестницу, она увидела Анжелу, ползущую по ступенькам к ее квартире. Шуба Анжелы, ее лицо и руки были в крови. Подруга в ужасе выскочила на лестницу, подбежала к Анжеле, но та успела только поднять голову, сказать: «За что?», и тут же скончалась на руках у подруги.
— А криков подруга не слышала?
— У нее была музыка включена громко, на весь дом. Она не слышала даже, как соседи ей в стенку стучали. Соответственно и соседи ничего не слышали.