От мыслей о пляже и море я по ассоциациативной цепочке перебрался к морским обитателям, а от них – к обеду. Время давно перевалило за полдень, и я подумал, что не мешало бы оторвать себя от стула и сходить куда-нибудь поесть. Но куда?
Я часто ходил обедать в город, подальше от туристической зоны. Там, в напоминающих одну большую и хитро устроенную помойку портовых кварталах можно было дешево и вкусно пообедать только что выловленной рыбой или креветками размером с ладонь.
Готовить и обслуживать в местных заведениях, больше напоминающих притоны, совершенно не умели – рыбу могли пожарить чуть ли не с кишками, а потом подать на подозрительного вида сером, непонятно откуда взятом куске картона. Столы были шаткие грязные, которые в честь иностранного гостя обрызгивали какой-то зловонной (но по-видимому считающейся ароматической) жидкостью, а потом вытирали ужасного вида тряпкой.
Самое странное, что я, будучи ужасно брезглив от природы, не испытывал здесь никакого отвращения. В Москве я бы и близко не подошел к уличному заведению, а здесь – с большим удовольствием. Даже шныряющие чуть ли не под ногами крысы не вызывали абсолютно никакого чувства протеста – наоборот, глядя на них и сидящих буквально в нескольких метрах равнодушных котов, вспоминался тезис о мирном сосуществовании разных общественно-политических систем, о котором нам твердили в советские времена.
Что там говорил пророк Исайя? Если не ошибаюсь, про льва и ягненка, которые будут лежать вместе?
Наверное, все дело в близости моря, чистом воздухе, отменной свежести продуктов и неподдельном радушии моих новых знакомых, одновременно являющихся, судя по всему, хозяевами рыбных лавок (они же кафе), официантами, поварами, поставщиками рыбы, контрабандистами и скупщиками краденого.
Как бы то ни было, но рыба и креветки, просто обжаренные в оливковом масле, были настолько свежими и вкусными, а жуликоватые хозяева так искренне радовались каждому клиенту, что ежедневные обеды среди куч гниющего мусора и в окружении кошек и крыс были одной из главных радостей моего пребывания в этом городе.
Все это, конечно, хорошо. Но покидать территорию отеля мне сегодня не хотелось. Если мне не померещилось, и за мной действительно следят какие-то люди, то сотворить со мной какую-нибудь гадость легче всего именно в городе, тем более, в таком. Человек здесь может раствориться совершенно бесследно и без малейшего шанса быть когда-нибудь найденным. Договориться с местными бандитами даже при наличии языкового барьера, я думаю, намного проще и дешевле, чем с бандитами российскими, а полиция тут если и не превосходит нашу по продажности, то уж не уступает – это точно.
Рассчитывать на защиту службы безопасности отеля тоже, конечно, глупо, но видимость порядка тут все же поддерживается. Значит, придется давиться обедом здесь. Подозреваю, что готовить здешние повара все-таки умеют, другое дело, что вкусы основной массы отдыхающих настолько обезображены глобализацией, что им можно с утра до вечера скармливать всевозможные сэндвичи, пиццу, гамбургеры и какую-то пережаренную безвкусную субстанцию, обозначенную в меню как рыба или мясо.
Еще можно заказать еду в номер, но оставаться в полном одиночестве мне тоже не хотелось. Итак, решено: иду в ресторан в отеле. Невкусно, конечно, но, с другой стороны, я уже столько выпил, что обедать буду, что называется, не приходя в сознание и потому вряд ли что почувствую. Вот только выпью еще узу на посошок и выкурю сигарету…
Сигарета в пачке осталась только одна. Причем надломленная у самого фильтра. Я никогда не мог понять, почему последние сигареты в пачке часто ломаются, если их вообще не трогали. Не иначе, одно из многочисленных проявлений вселенского закона подлости.
В этом баре сигарет не продавали, и я в сердцах выматерился. Подозреваю, сделал я это не совсем про себя, потому что услышал легкую нотку укоризны, прозвучавшую в низком и мягком, словно кошачьем, голосе, проурчавшем прямо у меня за спиной:
– Какая экспрессия! Только зачем же так расстраиваться, Альберт Эдуардович? Подумаешь – сломалась сигарета! У меня с собой целых две пачки, так что, если вы не против, будем курить мои. Кстати, меня зовут Анна Сергеевна. А лучше просто Анна.
5
– Как видишь, Алик, работа не пыльная, но ответственная, – заканчивая инструктаж, ровно, словно читая по написанному, говорил Бунин. – Если справишься, буду ставить вопрос о повышении зарплаты, и весьма существенном. Если же нет… Хотя никаких «если» быть не должно – не в наших с тобой интересах, так?