Юлькин муж — чистое золото. Он высок, красив и интеллигентен. Ко всем мужским его прелестям добавлялись светлая бородка и царское великодушие. Он не вписывался ни в одну категорию Ин-гиных мужчин, хотя в ее классификации женатые не были исключением. О нем юная соблазнительница не могла даже помыслить, и не столько из уважения к подруге, сколько из-за уверенности, что от таких, как Юлька, мужчины не уходят. «Почему? Черт его знает!» — удивлялась Инга, трясясь в расхлябанном трамвае. Разве она красивей ее, или ноги у нее длинней, или ресницы шикарней? Да нет же! Здесь таилось нечто такое, о чем Инга даже не догадывалась. Может быть, дело в том, что Юлька — дама серьезная и верная. Верность у нее написана на лбу. А может, дело в другом, чего Инге понять не дано? Ведь наверняка хранительница огня предпочла бы остаться старой девой, если бы не встретила своего единственного и неповторимого. Ведь Юльке нужен либо такой, либо вообще никакой.
Инга вздыхала, вглядывалась в свое отражение в трамвайном стекле и думала, что абсолютно не знает Юльку, что она совсем из другой материи, нежели она, Инга, и что пора бы и женщин подразделить на высшие и низшие сорта. Такие, как Юлька, никогда не раскрываются до конца. Что у нее внутри: сонм демонов или такое целомудрие, что можно ослепнуть?
У Инги никакого целомудрия не было. Она с шестого класса мечтала отдаться своему соседу по парте, вихрастому хулигану Лелику. Он привлекал ее чисто мальчишескими качествами. Свою мечту она осуществила только в девятом классе, в своей комнате. Было хлопотно затащить его в постель, но когда это произошло, как назло, заявился отец. Что было дальше — страшно вспоминать. Родитель пришел в неописуемую ярость: Лелика он спустил с лестницы, а ее отстегал солдатским ремнем. С тех пор с отцом она больше не разговаривает. К тому же вскоре после этого он ушел к другой женщине. И слава богу. Его не жалко. Лелика жалко.
Где теперь ее милый вихрастый одноклассник? Как назло, через полтора месяца после той злополучной постели его родители эмигрировали в Израиль, и Лелик совсем потерялся из виду. Так что их мимолетная связь не успела перерасти во что-то более существенное. Судьба как будто специально обрекала Ингу на одиночество, разлучая с милыми ей людьми. А может, ее влечение к Лелику и называлось любовью? Пес его знает, как это называется… Ее же влечение к Вороновичу назвать любовью можно только с сильного бодуна. Вот, собственно, и все ее познания в области любви. Правда, было еще кое-что, но об этом Инга вспоминала с омерзением.
Это случилось два года назад в мае на Волхонке за месяц до знакомства с Вороновичем. Она стояла под светофором, ожидая, когда загорится зеленый, как неожиданно около нее элегантно тормознул черный «Вольво». Трое фирмачей, одетых модно и даже изысканно, открыли дверцы и, отвесив комплименты, принялись наперебой упрашивать девушку провести с ними вечер в валютном ресторане. Инга недолго раздумывала, потому что по дурости подумала, что наступил ее звездный час обольщать мужчин первой категории. Улыбнувшись, она наивно села к ним в машину. Чуваки действительно привезли ее в ресторан, но в нем было смертельно скучно и тревожно, хотя блеск слепил глаза. Все трое угрюмо пили и крутили головами в поисках еще двух девушек. Они как-то сразу после первых же рюмок потеряли элегантность и обаяние, и из них поперла уголовка. Инга тоже посматривала по сторонам, чтобы улучить момент и смыться. Это не удалось. Они ее подловили у выхода из туалета и снова уже насильно затащили в зал. К Ингиному несчастью, в тот вечер лишних девушек не нашлось и кончилось тем, что они после ресторана грубо изнасиловали ее на заднем сиденье машины.
Этот случай никак не повлиял на ее отношение к сильному полу. Просто не повезло. Бывает. И хотя насильники были отъявленными мерзавцами, все равно для девушки они оставались мужчинами первой категории.
Уже у подъезда своего дома Инга вяло подумала, что, пожалуй, пересмотрит на досуге все свои категории и всех этих блайзерованных дегенератов, чекушки-ных и вороновичеи свалит в одну кучу на самое что ни на есть дно.
При упоминании о Вороновиче снова невыносимо заныло в груди. Инга поднесла чип к кодовому замку, но в подъезд не вошла. Нет, не может она сейчас идти домой. Ее сердце просто разорвется от тоски. Девушка резко развернулась и побежала к метро.
19
Квартира была шикарной. Венецианские окна, огромные залы, высокие потолки. Чтобы добраться до люстры, пожалуй, стола и стула было маловато. По всей видимости, на стол был сначала водружен пуфик и на него уже стул.
Эксперты, обследовав и то, и другое, согласились, что, скорее всего, так оно и было. На столе, пуфике и стуле частички уличной земли. Но убийца, судя по всему, циркач. Устоять на стуле и на пуфике под силу не каждому молодому человеку. Однако ловкость убийцы, пожалуй, было единственным, что совпадало с убийством Вороновича. Во всем остальном — полная противоположность.
Если в редакции преступник не боялся оставить отпечатков пальцев, у Ахеева он, судя по всему, орудовал в перчатках. Если на теле Вороновича не было найдено ни одного синяка, то убийца этого сутенера, прежде чем вздернуть свою жертву, сначала хорошо его отдубасил. Если то повешение было совершено спокойно, тонко и не спеша, это, судя по всему, второпях.
Батурин внимательно обследовал веревку, которую следственная группа прокуратуры оставила висеть посередине комнаты, и тоже узрел существенную разницу. Во-первых, она была вдвое толще. Во-вторых, не была натерта мылом, в третьих, на ней не было никаких следов зубов и, наконец, она была завязана за ножку дивана совсем другим узлом. Более простым.
Следователь прокуратуры внимательно слушал Батурина и записывал в записную книжку все нестыковки обоих убийств. Вообще, у обоих сложилось впечатление, что это убийство было каким-то показательным. С одной стороны, оно явно имело иной почерк, а с другой — в обоих убийствах ощущалось неуловимое сходство. Какое? Батурин никак не мог понять.
Вернувшись в управление, начальник следственного отдела вызвал Игошина.
— Во сколько вчера улетел Скатов? — спросил у практиканта патрон.
— В восемь ноль-ноль, — ответил практикант.
Следователь внимательно посмотрел на юного сыщика и вдруг внезапно понял, что связывает оба этих убийства. Это Инга. Почему именно она? Батурин опять-таки не мог объяснить. То ли потому, что все это попахивало мистикой, то ли потому, что бредни этой девушки весьма органично сочетались с обоими преступлениями. Пес его знает? Батурин снова набрал номер Калининых.
— Еще не появлялась, — сообщила мама.
— Извините за нескромный вопрос. Вчера вечером она была дома?
— Нет. Вчера вечером она гуляла с молодым человеком.
— В какое время, если не секрет?
— Приблизительно с семи до десяти…
«Надо же!» — воскликнул про себя Батурин, ошеломленный невероятной догадкой. Он торопливо поблагодарил женщину, пообещав, что сегодня даст о себе знать, и позвонил в женскую консультацию на Бронной. К его удивлению, там подтвердили, что девятнадцатилетняя Инга Калинина стоит у них на учете и тринадцатого июля они ей дали направление на аборт.
— У нее беременность шесть недель, — пояснил гинеколог. — Как раз сегодня она должна лечь в больницу.
Тут уже было над чем задуматься. Подтвердился и этот факт. Ни фига, оказывается, мамаша не знает! Если еще выяснится, что Инга действительно ездила в Самару, то можно смело искать убийцу по приметам, которые она описала. Как подсказывало чутье, от фоторобота со слов консьержа никакого толка не будет.
Обзвонить кассы вокзалов следователь поручил практиканту. Через полчаса Игошин отрапортовал, что утром двенадцатого июля Инга Калинина действительно вылетела в Самару из аэропорта Быково. В тот же день она выехала из Самары в Москву ночным поездом. Тринадцатого июля в восемь тридцать утра она вышла на Казанском вокзале.