Асити Крадл продолжала смеяться, и её смеху вторили остальные…
Эта девушка, обладающая выдающейся внешностью и острым языком, была негласным лидером фаратри, сразу после Нокта. Её прельщала власть, пусть и невидимая, она питала непомерное самолюбие и заставляла девушку всеми способами сохранять её. Был ли это смех, или серьёзные речи, задорный нрав или философская задумчивость – для Асити подходили любые методы. Один раз решив, что она достойна высшего положения, Крадл медленно, но верно начала продвигаться вверх. Это было заметно на занятиях в Академии, тренировках, беседах, словом, везде, где могло быть целесообразно. В лёгких намёках, повиновении, приятных подобострастных улыбках и прочем явно сквозил единый честолюбивый мотив. Но так Асити обращалась лишь с теми, кто был ей полезен, к иным она относилась иначе.
Неизвестно почему, с раннего детства Крадл решила, что олицетворяет идеал, пусть не абсолютное совершенство, но что-то очень близкое к нему. Сыграл ли в этом роль тот факт, что Асити была единственным ребёнком в семье, или сказался природный нарциссизм, но суть в том, что девушка считала себя существом особенным и даже привилегированным (назовём это так). Потому, тех, кто не мог ей помочь или же просто отличался от неё, Асити искренне презирала. Все, кто в её затуманенном разуме назывался «ненорма», по представлению девушки были достойны лишь надменной жалости.
Разумеется, открыто по этому поводу Асити не высказывалась, ведь это могло помешать продвижению по пути к заветной цели. Но взамен скрытности, все её действия строго коррелировали с принятыми установками, что как нельзя лучше разоблачало внутренний мир Крадл.
2 глава – Плеорим
День был в разгаре. Солнце висело в зените, вдавливая в землю самую малую тень, а облака, двигаясь в танце, понятном лишь им, погружали целые острова земли в полумрак.
Деревья шумели на ветру, и опушка хвойного леса, будто толпа людей навеселе, раскачивались из стороны в сторону. Их крепкие стволы источали аромат сырости и смолы. Птицы копошились в ветвях, непрестанно раздавался их щебет, и у самой земли, в цветах и жёлтых травах, жужжали мелкие насекомые. На первый взгляд, более крупных животных здесь не было, но стоило лишь войти в лоно леса и погулять под его сводами, чтобы понять всю бессмысленность поверхностного анализа.
В траве и на песчаных тропинках грелись ящерицы, где было более влажно, обитали наземные лягушки, в глубине леса паслись олени, а на деревьях помимо птиц жили белки и бурундуки. Каждая деталь этих мест – леса и соседней, рядом лежащей равнины Кастарнид, из земли которой в некоторых местах выпирали каменные пики – говорила о нетронутости цивилизацией. Рядом не было ни одного людского поселения, песчаные тропы по краям заросли травой, и естественный хаос, именуемый природным балансом, правил здесь почти безраздельно. Единственное, что напоминало о присутствии фаратри – гигантская тень от небесной столицы, то и дело наплывающая на землю, и несколько заброшенных шахт, входы в которые чёрными дырами зияли среди редких каменных глыб.
Корабль приземлился посредине душистого луга, примяв днищем желтые и зелёные травы. Рой насекомых – комаров, мушек, бабочек и пестрянок – немедленно взвился в воздух и окружил металлическую машину.
После посадки прошла минута. Затем ещё одна и ещё.
Всё оставалось неизменным, будто корабль оказался на земле просто так, без причины. Слабый ветерок продолжал покачивать ветви деревьев, птицы по-прежнему пели, а солнце жгло землю, нагревая воздух и заставляя тенелюбивых животных забираться в тёмные закоулки подземных пещер. Так продолжалось около десяти минут, но вот на палубе раздались шаги и непродолжительная возня. Затем зазвучали голоса: одни из них были наполнены восторгом, другие – подозрительностью и недовольством.
Наконец, с борта корабля выдвинулся неширокий трап, и молодые фаратри, облачённые в самые разные одежды, начали спускаться. Для каждого из них (кроме Диона) это было впервые, и реакция их была бурной. Кто-то улыбался и разговаривал, кто-то задумчиво брёл, рассматривая новый мир, кто-то ворчал, чувствуя, как сумки тянут его к земле.
Первым по неписаному правилу шёл Нокт, за ним следовали остальные. Дион двигался в хвосте, силясь описать самому себе испытываемые в данный миг чувства.
«Ну, чтож, – думал он, – С одной стороны, всё здесь по-прежнему прекрасно. Ничуть не хуже, чем в парках, впрочем, в людских поселениях не так хорошо. А с другой – есть в этой ситуации что-то тревожное, неестественное. Что нам делать здесь? Мы толпа, конечно, мы выживем, но…» – на этом «но» мысль юноши оборвалась и осталась незавершённой. Всю дорогу, пока Нокт выбирал место для ночлега, Дион пытался понять, что же скрывается там, за гранью оборванного размышления. В итоге, когда группа, превратившись из колонны в разронянную толпу, подчиняющуюся лишь порывам молодости, проходила рядом с каменными глыбами, Дион понял причину своих сомнений.