В грязном, полутемном сарае на деревянных лавках сидели закутанные в платки женщины, неопределенного возраста. Небритые мужики дымили самокрутки. У их ног лежали разнокалиберные мешки. В углу у тусклого, из кусочков стекла собранного окна сидели женщина и девочка лет десяти. Клавдия их сразу увидела и узнала. И пошла к ним медленно, с напряжением, будто и не хотела идти, а ее тянули на веревке.
Женщина была крупная, кареглазая, с ярко подкрашенными губами, девочка — худенькая, бледная, с недетскими морщинками на лбу. Волосы девочки заплетены в две тонкие косички с белыми бантами на кончиках. Банты мятые, давно не стиранные.
У Клавдии комок подкатил к горлу — от жалости к этой девочки с грязными бантами в тощих косичках. С трудом перевела она дыхание.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — тихо ответила девочка. Женщина промолчала.
— Почему же вы… уезжаете? — спросила Клавдия. В голове пронеслось: «Что же это я, какие глупые вопросы задаю?» — но ничего другого придумать она не могла и стояла, просительно заглядывая женщине в глаза. А та отводила взгляд, и Клавдия понимала, что она все знает и не хочет с ней, с Клавдией, разговаривать. А девочка смотрела со страхом.
Клавдия собиралась сказать им: «Останьтесь. Я не хочу разлучать вас с отцом и мужем», — но не успела, подошел сержант Коля, оторопело, не зная, что и подумать, поглядел на Клавдию.
— Вот билеты, — сказал он вроде бы всем троим одновременно. — Поезд будет через десять минут, пойдемте на перрон.
Женщина встала и взяла за руку девочку. Сержант Коля подхватил их нехитрый багаж — старенький саквояж и рюкзак, — и они обошли Клавдию, как столб.
Клавдия вышла из сарая. По-осеннему тяжелые тучи плыли низко над ронявшими листву тополями. Дорога лежала серая, неряшливая. «Зачем я сюда приехала? — спрашивала себя Клавдия. — Что я могла изменить? Ничего. Как захочет Метнев, так и будет. Эта женщина лучше меня знает — надо делать так, как велит Метнев…» А перед глазами стояли грязные банты в жалких косичках. Не забыть их теперь, сниться будут. И как жить дальше с такой дурацкой памятью?
Она стояла, наверное, долго: поезд пришел и ушел, сержант Коля появился рядом. С облегчением сказал:
— Посадил. А ты-то зачем приехала?
Клавдия не ответила. Она сама спросила:
— Коля, что же он за человек, подполковник Метнев?
Сержант Коля пожал плечами.
— Ну, ты вопросики задаешь! Тебе лучше знать.
— Мне лучше знать, — согласилась она.
— Поедем, что ли?
— Поедем, — покорно сказала Клавдия. И пошла следом за сержантом Колей, думая свою думу.
Когда она вернулась, Метнев был уже дома. Занимали они две комнаты в стандартном щитовом доме. Еще в двух жил начальник штаба с женой. Временное жилье. Как могла, Клавдия создала здесь уют: повесила занавесочки на окна, все, что можно застелить, застелила скатертями. Мебель была казенная, грубая и неуклюжая.
Вошла Клавдия, оглядела это свое пристанище, прощаясь с ним. Метнев в брюках и нательной рубахе лежал на кожаном диване, курил, читал газету.
— Что же ты за человек, подполковник Метнев? — спросила Клавдия.
Метнев опустил газету, посмотрел на нее с прищуром,
— Как же мог ты своего ребенка от себя услать?
— Дура ты, — спокойно сказал Метнев. — Тебя-то не услал, оставил.
— Меня оставил, — согласилась Клавдия, — только я с тобой не останусь. — И потянулась к чемодану, стоявшему между диваном и стенкой.
— Не валяй дурака. — Метнев сел и перехватил ее руку.
Клавдия попыталась вырваться, но он держал крепко. Злость захлестнула ее, и, не соображая, что делает, она закричала ему прямо в лицо:
— Ненавижу тебя, изверг ты, а не человек!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..
Оп резко дернул ее за руку и отпустил. Клавдия потеряла равновесие и, больно ударившись об угол стола, упала.
— Психопатка, сказал Метнев. И не было в голосе его злости, а только превосходство сильного над слабым.
Все в Клавдии взбунтовалось — против этого снисходительного пренебрежения, против той его власти над ней, от которой она столько раз хотела освободиться и не могла. Это было, как взрыв, оглушивший ее, лишивший способности рассуждать.
Над головой у Клавдии болталась на ремне кобура с пистолетом. Она резко села, вырвала из кобуры пистолет и передернула затвор.
Метнев медленно встал. Лицо его закаменело.
— Брось пистолет, — хрипло сказал он. — Сейчас же!..
И столько было в этом приказании воли и власти, что Клавдия почувствовала слабость и едва не выронила пистолет. Чтобы удержать его, она сжала рукоятку изо всех сил и встала. В эти секунды не прошлое — со всем, что было у них с Метневым, а будущее пронеслось у нее в голове. И ничего доброго не увиделось ей в этом будущем. Она поднесла пистолет к виску, но Метнев перехватил руку.