Тварь на минуту оставила меня в покое и попыталась вырваться наружу, чтобы убить Лихо. Мне всего двадцать семь, а я уже сравнялся с Вечными, которым больше трёх веков. Дар ли это, или наказание? И сколько я проживу с такой акселерацией? И нужно ли жить, когда такое соседство невыносимо жестоко уничтожает всё живое во мне. Человек погибал, наполняясь какой-то гадостью, чёрной жижей, что чавкала, извергая наружу идеи полного уничтожения всего живого.
Нил Ильич видимо подумал, что мне не справиться и принялся мне подсказывать совсем другой вариант действий.
– Усыпи его. Усыпи своим смирением.
А ведь Лихо мог убить меня в таком состоянии. Хотя, нет. Если бы он на меня напал, Дрёма бы вышел наружу.
Я всем всё простил. Дрёма с этим не согласился. Я перестал бороться с ним, тужиться и надрываться. Успокоился и стал тихо напевать:
– Обязательно по дому в этот час
Тихо-тихо ходит Дрёма возле нас…
Зверь метался, не знал, куда выплеснуть свою силу. Нужно было куда-то её деть, просто так он не уснёт. Было б хорошо, если бы Лихо пострадал. Но появился сладкий манящий запах.
– Нет!!! – заорал я, цепляясь за волка, который рванул к своей самке.
Не вовремя появилась Луиза. Хорошо, хоть в облике волчицы. Я пытался сберечь её от себя. Я старался. Медленно, уравновешенно не теряя контроля, я уговаривал Дрёму, что эта та, которая родит нам потомство. Я усмирял его своим терпением. Укрощал, когда волчица заверещала от боли. Обуздывал, когда она уже замолчала, и запахло её кровью.
Волк пометил волчицу. И я очень надеялся, что не ценой её жизни.
– Моя, – рычал Дрёма. – Теперь она моя.
– Отойди! Гоша отойди от неё! – Лихо боялся подходить ко мне близко.
Туман рассеялся. Я сидел голый, весь исполосованный, израненный своими же когтями. Пальцы сжимали сухую траву. Перед глазами всё прыгало. Я видел, как Нил Ильич уносит на руках серебряную волчицу всю испачканную в крови.
– Куда?! – зарычал зверь внутри.
– Лу, – выдохнул я, всё с тем же мировым спокойствием.
Надо было брать ситуацию в свои руки. Моя самка пострадала, как однажды пострадала Алёна при встрече с Марко Дрёмой. Если выживет… Я полз следом за Лихо. Если Луиза выживет после такой встречи… Я начал вставать на ноги. А она должна выжить, иначе Дрёма вырвется наружу. Я всё для неё сделаю. Я буду так нежно её любить, как ни один мужчина не любил свою женщину. Ну, если только мой отец мою мать. Многим даже казалось, что он чистой воды подкаблучник и тряпка. Ха! Вы все живы, потому что он так любил свою жену.
6
Лихо привёз нас в стаю Баюна Данила Ивановича. Там у старикашки бизнес, и Баюн присматривает за ним.
Стая Баюна – его жена Мари и дочь Лаура. Дочь пока мы не видели, а вот с женой пришлось познакомиться.
Она сменила имя и отчество, теперь она не Марианна, а Мария Прокофьевна или как-то так, меня вообще это не колышило. Хватит с меня того, что утащили в какую-то оперу или театр, филармония. Как эти заведения называются? Играла Мари на арфе, на радость поклонникам. Зал был полностью заполнен зрителями. Мы сидели в отдельной ложе и слушали идеальное исполнение чего-то там, какого-то там композитора. Бля, я устал от этой культурной шокотерапии.
Сидел на диванчике, обитом бархатом, весь такой презентабельный в чёрном костюме и белой рубахе, в туфлях и Нил Ильич мне подарил часы. По дивану растянулась моя пара. Серебристо-белая волчица. Её морда лежала на моих коленях, а я гладил негустую шерсть. Чувствовал, как выпирают рёбра и кости. Она настолько исхудала, что выть хотелось. Плохо двигалась, болела. Я её от крови отмыл, но раны, после встречи с Дрёмой, ещё не зажили. Но самое неприятное, она в девушку не оборачивалась. Как бы мы с Нилом Ильичом не старались, как бы не уговаривали. Максимум что добиться смогли - виляние хвостика и прижатые ушки.
Она осталась без Егора, но во мне ещё пару не увидела. И поприветствовал я её жесточайшим образом. Несдержанный ублюдок. За это Дрёма был посажен на цепь в моём подсознании и спал. Просыпаться было запрещено.
Впереди нас, на стульях восседали двое.
Супруг солистки, альфа своей семьи. Данил был у жены выдрессирован, сидел, делал вид, что слушает, у самого телефон включён, и он одним глазом косил в экран.
Нил Ильич в очках и букетом белых роз слушал. Походу, он один вштырил всю прелесть этого похода.
– Так играть может только женщина десятилетиями отдающая себя музыке, – тихо восхитился он.
– Если честно, задолбала, – горестно признался Данил.
Жена его Дамка, наотрез отказавшаяся стать волчицей. Ни о каком Лесе речи в их семье не шло, она полностью городской житель. И с годами Мари стала тщеславной, без публики жить не могла, без поклонников задыхалась. Такая в Лес не пойдёт.