Водитель, занятый своими невеселыми размышлениями, среагировал с небольшой задержкой и поэтому, когда машина остановилась, до освещенного шлагбаума, хорошо видного в ночи, осталось метров сто. Отсутствие веселости в мыслях уважаемого погонщика железного коня было вызвано странным поведением ночного пассажира.
Во-первых, этот гяур, не испытал никакого страха... ну ладно, пусть не страха, а опаски, садясь в машину к небритому могучему джигиту, от которого так и веяло первобытной силой и свирепостью, и который был больше кафира в полтора раза, если не больше - одно это должно было внушить неверному трепет, как Ибрагим внушал его даже разбитным мужским компаниям, залитым алкоголем по самые уши. Компании сразу трезвели и вели себя очень сдержанно и пристойно, кляня себя в душе последними словами, что сели не в ту машину.
Во-вторых, гяур не побоялся продемонстрировать деньги. Как только сел, вытащил пачку пятитысячных, достал одну бумажку, помахал ею в воздухе, и коротко скомандовал:
- За скорость плачу! Погнали! - То есть, он не побоялся продемонстрировать деньги незнакомому джигиту, нисколько не беспокоясь, что джигит деньги заберет, а его самого выкинет по дороге, если не чего похуже. На дурака пассажир не походил и это явно указывало на то, что у него есть ствол, ибо без ствола вести себя так расслаблено, рядом с такими человеком, как Ибрагим, тем более продемонстрировав ему финансовую состоятельность, было бы верхом глупости, а на дурака, повторимся, пассажир не походил. Наличие ствола у гяура нервировало водителя - ибо делало вероятным альтернативный вариант - он остается на обочине, без машины, если не чего похуже.
Ну и в-третьих, в какой-то момент, бросив косой взгляд на пассажира, Ибрагим наткнулся на его встречный взгляд и тут же, звериным чутьем, которое не раз спасало его в опасных ситуациях, которых в жизни джигита хватало, осознал, что невзрачный молодой человек - тощий, соплей перешибешь, порвет его, в случае чего, как Тузик грелку. И ствол не понадобится. Веселья такое знание не прибавляло, а прибавляло неуверенности в получении заслуженного гонорара.
- Держи, - старший помощник протянул купюру водителю. - Если не торопишься, постой пару часиков, может дальше поедем. - С этими словами Денис покинул пепелац и неторопливо двинулся к КПП, а в душе Ибрагима началась бескомпромиссная и беспощадная схватка не на жизнь, а на смерть между жадностью и осторожностью. Жадность требовала остаться, а осторожность, в свою очередь, настаивала на немедленном отъезде - мутный пассажир ей очень не понравился. Кто из них возьмет верх было непонятно - сшибка только началась.
-- Глава
Мимо охранников, кемаривших в своей будке, старший помощник прошел под отводом глаз. Впрочем, не исключено, что и без отвода они бы его не заметили - скажем прямо - бдительность не была их отличительной чертой. Однако, толку от этого было чуть - камеры не обманешь, а их было понатыкано гуще, чем на Тверской. Поэтому дальше Денис шагал не скрываясь - что толку? Трехметровый забор из профнастила был, разумеется, не тем препятствием, которое могло бы остановить квалифицированную Красную Пчелу, но дальше дело пошло туго. Если называть вещи своими именам - коса нашла на камень.
Оправдались худшие опасения старшего помощника - дом господина Мерицкого представлял собой самую настоящую крепость: кирпичный; окна на обоих этажах закрыты стальными ставнями; бронированная входная дверь. Глядя на это безобразие, Денис загрустил и вспомнил товарища Сталина с его, очень хорошо подходящим к данному случаю, высказыванием: "Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять", и сильно пожалел, что он не большевик.
"Раньше надо было думать! - сварливо заметил внутренний голос. - Освоил бы магию ВКП(б) - был бы сейчас в шоколаде..."
"А так - в говне..." - грустно закончил за него старший помощник.
Однако, в говне, или в шоколаде, а место и время для того, чтобы предаваться унынию были неподходящим. И это еще без учета того, что уныние смертный грех. Короче говоря - надо было искать выход и Денис энергично взялся за дело. Перво-наперво он вышел в кадат и хотя и с огромным трудом, но сумел бесплотным духом протиснуться внутрь дома, чтобы осмотреться - а то могло получиться, что он раздобудет взрывчатку, или бульдозер, или еще что-нибудь убойное, проникнет в коттедж, а там пусто!
Не в том смысле пусто, что нет ничего, а в том - что нет имущества старшего помощника. Кстати говоря, пройти через стенку в четыре кирпича оказалось проще, чем через двадцатимиллиметровую стальную дверь. Ощущения были как будто идешь в воде... а пожалуй даже, не в воде, а в киселе - густом таком киселе, или сиропе. Но, Денис прорвался и все разведал. Развединформация, как в классическом анекдоте, разделилась на хорошую и плохую. К хорошей относилось то, что все вещи старшего помощника, включая кофр с деньгами, экспроприированными у колдунов, обнаружились в гостиной на втором этаже.
"Вор у вора дубинку украл!" - хмыкнул внутренний голос ознакомившись с разведданными.
"Я ничего не крал!" - сурово одернул его Денис.
"Значит - ограбил!" - уперся голос.
"Ну-у... это ладно..." - пошел на компромисс старший помощник.
Все эти внутренние прения по пустякам были вызваны тем обстоятельством, что ни Денис, ни его главный союзник, понятия не имели, как решить вставшую перед ними задачу по проникновению в жилище мятежного генерала. Почему мятежного? - ну, а как иначе назвать враждебные действия в отношении старшего помощника. Только так. И, как легко догадаться, это незнание и было плохой новостью. Однако, как известно, русские не сдаются... или своих не бросают... или все-таки не сдаются? Короче говоря, Денис с внутренним голосом не сдались, никого не бросили, и даже более того - не впали в уныние, а пришли к консолидированному мнению, что надо начинать мозговой штурм, чем и занялись.
"Может все-таки Эльвиру потеребим..." - не очень уверенно предложил голос, прекрасно понимая всю неоднозначность и уязвимость своего предложения, но кто-то же должен был озвучить такой вариант, вот он и пошел грудью на амбразуру.
"Посреди ночи... - саркастически хмыкнул старший помощник. - Ну-ну... Она может десятый сон видит..." - он хотел продолжить глумление, но голос перехватил инициативу и занялся безудержной самокритикой: