Таков был «Окорок». Самый популярный в городе трактир для низших сословий. Содержал кабак отставной военный. Оттрубив боевым инфом в регулярных войсках лет десять, Валерий Кавалерист открыл злачное заведение. Для этого он воспользовался верительной грамотой имперской канцелярии.
Денег у «пенсионера» водилось не так много. Сбережений хватило только на место наподобие Велграда. Даже князь не смог запретить вояке открыть таверну. Хотя все остальные питейные точки принадлежали государю.
Существовала у «Окорока» и ещё одна особенность. Пользуясь индульгенцией от высшей власти и опалой Вяземских, Валерий привечал в нем всех без разбору. Единственным критерием для посетителей являлась их платёжеспособность. Тут отдыхали и заезжие контрабандисты, и элементы преступного мира, и городское начальство среднего пошиба. Оно не желало показываться в пьяном виде на глазах подчиненных.
Цены соответственно кусались. Зато страже сюда ходу не было. Как- то раз Мстислав пытался урезонить отставника. А на утро Кавалерист приволок жалобу с пометкой «в имперскую канцелярию». В общем, сошлись на том, что Валерий платит завышенные налоги, а владетель закрывает глаза на мелкие шалости.
Вечерело. Пирушка набирала обороты. За столами негде было яблоку упасть. Поэтому одно из «посадочных мест», за которым сидело лишь четверо человек, невольно привлекало к себе внимание.
Тем более, что и контингент тут подобрался необычный. Трое безусых, но уже хорошо выпивших пареньков и одна, судя по всему, столь же юная девица. Ее ладную фигуру не скрывал и мешковатый, явно с чужого плеча, балахон.
— О, Верховная! Зачем я только согласилась прийти сюда?! — скрывая лицо, поправила капюшон Мирослава.
После инициации и обретения силы, а также опосля видений мертвого города и выволочки отца , развеяться показалось хорошей идеей. Сейчас же, наблюдая за собравшимся здесь сбродом и за поднабравшимися спутниками, девушка пожалела о своём решении. Грязь, затхлый запах перегара, непрекращающийся ор и примитивные пляски, в купе с ужасным пением вызывали у нее лишь брезгливость.
— Может, пойдём отсюда? — спросила княжна у пришедших с ней парней.
— Мира, ну ты что? Мы же только пришли! — вытер пивную пену с губ Велимир Старицкий.
Он — то и являлся зачинщиком данного похода. Высокий, атлетичный отрок с орлиным носом и едва уловимой заносчивостью во взгляде. Другие два юнца приходились ему закадычными корешами. Степка Маринин и Ухват Клеванский.
Последнего так назвал отец. Могучего Мрака новорождённый «ухватил» за бороду. Да с такой не дюжей для младенца силой, что выдрал кусок бороды.
Низенький, широкоплечий, в два раза фактурней спутников отпрыск Клеванских больше походил на кулачного бойца, чем на представителя знати. Степа же, наоборот, отличался ростом и худобой.
Облачены парни были в такие же, скрывавшие фигуры и лица, наряды. Правда, приняв на грудь, юноши распахнули одежды, открывая взорам всех желающих богато расшитые камзолы.
Дорогой бисер и жемчуг привлёк внимание сидящих напротив подозрительных типчиков. Что стало ещё одним поводом для беспокойства совершенно трезвой княжны.
Заметив взволнованный взгляд девушки, Велимир посмотрел на отребье, и его лицо исказилось.
Бандюкам померещилось, что на них смотрит сам дьявол. Все же недаром отца юноши прозвали Бесом. Уразумев, что имеют дело с мощным инфом, преступные элементы враз утратили интерес к богатеям и быстренько отвернулись.
— Ну, ты даешь! Они чуть в штаны не наложили! — раскатистым басом заухал Ухват. Затем стукнул рукой по столешнице так, что аж посуда подпрыгнула.
— Тише, ты! — поперхнулся пивом Степан.
— Дело не в них. Мне просто здесь не нравится, — сделала печальное лицо Мирослава.
Получив статус иерея и равную пику низшей сферы мощь, девчонка вполне могла постоять за себя, хоть только и приступила к освоению дарованных способностей.
— А я тебе говорил, что баба… — начал было прямолинейный силач, но наткнулся на предупредительный взгляд Старицкого, — А я говорил, что баобабов здесь нет, и цветы не растут.
Совсем не так, как хотел, закончил фразу Ухват и заржал, словно сивый мерин, очень довольный своим остроумием. Как раз ему здесь было по душе. Он уже присмотрел пару девиц лёгкого поведения. Те сидели на высоких стульях возле барной стойки.
Его папаша обожал гульнуть. Едва сыну исполнилось четырнадцать, он сводил чадо в публичный дом. «Нечего тебе рукоблудием заниматься», — объяснил тогда Фёдор свой поступок наследнику. В отличие от собутыльников богатырь уже познал вкус продажной любви, и теперь ему было все мало.