Подвал тоже был чрезвычайно обширен и состоял из множества комнат и комнатенок, связанных между собой запутанной системой коридоров. Помещение, куда в конце концов привел главу "Союза" маг, было обшито черным серебром – стены, пол, потолок, дверь – все-все-все было экранировано. Подобная предусмотрительность не оставляла гипотетическому внешнему наблюдателю, расположившемуся вне этого помещения, ни малейшего шанса на обнаружение магических экзерсисов, творящихся в подвале.
После того, как дверь была закрыта, а фактически – задраена, так что не осталось ни малейшей щелочки, маг извлек из сидора Гистаса ловушку с Пирамидой, установил ее на столик, стоящий посреди комнаты и ловко извлек "Пирамиду Света" наружу. После чего и прозвучали эти, страшные для Гистаса, слова. Для Витуса тоже приятного было мало – испытания Перстня сорвались, но степень его разочарования не шла ни в какое сравнение с аналогичной у Змея. Тот был просто раздавлен.
На Гистаса было больно и страшно смотреть. Больно тем людям, которые любили Змея, или, по крайней мере, испытывали к нему какую-то симпатию, а страшно всем остальным. Однако учитывая, что любила Гистаса только Джулия, которая в настоящее время видеть его никак не могла, а симпатию не испытывал никто, то можно смело утверждать, что смотреть на него было просто страшно. Правда не всем – были и немногочисленные исключения. В частности маг.
Витус Иддер был спокоен, как анаконда, медленно переваривающая на солнцепеке проглоченную антилопу, а вот Гистас Грине едва сдерживал охватившее его бешенство. Его кулаки, судорожно, помимо воли сжимались – так что белели костяшки и тут же рефлекторно разжимались. Обычно Гистас был спокоен и невозмутим, как лесное озеро. Иногда – очень редко, чрезвычайные обстоятельства непреодолимой силы, а по-народному – форс-мажор, вынуждали его немного разволноваться, и тогда Змею не удавалось сохранить привычное состояние отрешенности, и ему приходилось изображать спокойствие и невозмутимость, но делал он это очень талантливо, так что заметить со стороны, что он только изображает бесстрастность, было, практически, невозможно.
А сейчас Змей был сам себе противен, ибо понимал, как жалко выглядит – что-то вроде сумасбродной, разбалованной дамочки, у которой сломался тщательно наманикюренный ноготочек и которая впала из-за этого в истерику, но поделать с собой ничего не мог – слишком велико было разочарование.
– Я его убью! – глухо, сквозь сведенные от ярости челюсти, выговорил Змей.
– Кого? – безразлично поинтересовался Витус, думая о чем-то другом.
– Карста Итала, – с ненавистью глядя на мага, не выговорил, а прошипел Змей, полностью оправдываю свою кличку.
– За что, если не секрет? – Витус был по-прежнему невозмутим.
Как ни крути, а Змей, он и есть Змей, по главной сути своей – тварь хладнокровная. Гистас сумел взять себя в руки. По крайней мере внешне. Прошло всего несколько секунд, а он уже не напоминал униженного и оскорбленного неврастеника, хотя внутри у него по-прежнему все клокотало от ярости и ненависти. Причем, что интересно, ненависть эта имела три адресата. Первый – естественно, Карст Итал. Второй он сам – за то, что не сумел скрыть своих эмоций и потерял лицо в присутствии Витуса. Ну, а третий – разумеется, Витус Иддер, который эту самую потерю лица наблюдал, да и вообще, не счел нужным хотя бы притвориться, что тоже расстроен.
– А за то, – практически нормальным тоном объяснил Змей, – что именно Карст Итал дал наводку на Дожа Талиона.
– Ну-ну… – усмехнулся Витус, совершенно не обращая внимания на то, что Гистаса от этой усмешки передернуло, – тогда тебе надо начинать со Свэрта Бигланда, или кого еще, кто его просветил… Карст не сам выдумал, что Пирамиду надо искать у Талиона. Ему подсказали.
"Уж больно ты спокоен, – думал Змей, пристально глядя в глаза мага. Он совершенно точно знал, что окружающие, чувствуя его гнев, хладнокровными не остаются, а уж особенно при взгляде в упор. Однако Витус был совершенно безмятежен – как сытый младенец на руках у грудастой кормилицы. – Что-то здесь не так… очень сильно не так… – свербело в голове у Гистаса. – Он меня совершенно не боится. Ведет себя так, будто полностью владеет ситуацией. А почему? – Змей не любил загадок. – Он сказал, что перстень полностью экранирует боевые плетения… Хотя нет! Не так. Он сказал, что перстень позволяет проходить через защитные плетения. А атакующие? Есть от них защита, или нет?.. Не знаю. Значит магически атаковать меня он может? Или не может? Если не может – должен бояться! Он ведь не дурак, понимает, что я сверну ему шею быстрее, чем он моргнет. Но, он не боится. Значит может. И все же непонятно… Как перстень может защитить от "Купола Огня" и не отразить элементарное воздушное копье? Или защитные и атакующие плетения принципиально разные? Не знаю… я не маг. Крутит что-то Искусник… Ох, крутит! Правильно говорят: хороший маг – мертвый маг!"