Деньги были получены ими не просто так, а за ювелирно выполненную работу: они должны были отсеять всех более-менее дружащих с головой претендентов, и вывести на финишную прямую Кастула Магна, что юридическая служба с успехом и сделала. Созыв внеочередной сессии Большого Совета Магов города Бакара, обусловленной массовым "падежом муфлонов", был неизбежен, как восход солнца, и мудрый Свэрт Бигланд, решил не только минимизировать потери от этого события, но и набрать кое-какой политический капиталец – перевыборы были не за горами. Следующему претенденту придется сильно попотеть, чтобы скинуть действующего главу Гильдии, проявившему мудрость и твердость в столь опасный для всех членов Гильдии момент, а для представителей боевых магов, даже вполне вменяемых, а не "муфлонов", путь к вершине вообще будет закрыт надолго – пока из памяти электората не выветрится воспоминание, к чему может привести правление "силовика", да еще и не отмеченного печатью мудрости…
Оставшись в одиночестве, Свэрт не спеша стал просматривать документы, переданные ему юристами. Бегло просмотрев очередной экземпляр, он прикладывал к нему свой перстень с огромным изумрудом, ограненным кресто-розой. Как только драгоценный камень касался бумаги, следовала яркая вспышка и документ исчезал без следа – даже пепла не оставалось! За этим занятием его и застал Индис Карвах.
– Посиди, я сейчас, – попросил его Свэрт, – несколько бумажек осталось. Я быстро.
– Я не спешу.
Уничтожив последний документ, им как раз оказался Указ о назначении Кастула Магна временно исполняющим обязанности главы Бакарского отделения Гильдии магов, действующий Глава потянулся, словно довольный кот, и извлек из ящика своего письменного стола еще один кошель, минимум вдвое превышающий по объему те, что были переданы юристам. Он с улыбкой протянул его своему верному сподвижнику. Карвах подарок принял, отказываться не стал, но принял при этом смущенный вид, типа: "Ой, нэ-нэ-нэ, я есть не хочу! Я токмо чаем напылась, а вы меня в кино сводите, коль по душе я вам пришлась!". Иными словами, Индис талантливо изобразил пантомиму: мол, я только ради процветания отечества, а не для чинов и наград! На это Свэрт только усмехнулся – он точно знал, что золотом никого не обидишь.
– Ну что? По домам? – улыбнулся главный бакарский маг.
– По домам!
Глава
Гистас Грине, по прозвищу Змей, сухощавый сорокалетний атлет, счастливый обладатель роскошной черной гривы и прозрачных голубых глаз, абсолютно несовместимых с тропическим климатом Бакара, любил в этой жизни очень немногое, но кое-что все-таки любил. В частности, он любил письменный стол в своем рабочем кабинете и любил сам кабинет, расположенный на втором этаже, принадлежащего ему, трехэтажного особняка. А еще он любил этот дом. И надо честно признать – было за что. Во-первых, за ощущение безопасности, даруемое географическим положением. Особняк был расположен в самом центре обширного района, имевшего двусмысленное, с земной точки зрения, название – Грибное Поле, куда полиции ход был заказан… по крайней мере без армейской поддержки, причем силами не меньше двух когорт, с полным магическим обеспечением. Мало того – маги должны были быть настоящими боевыми магами, а не сосунками, которые вместо врага, скорее попадут файерболом в товарища, или себе в задницу, а такие спецы, в девяноста процентах случаев, участвовать в полицейской операции побрезгуют. А как их заставишь? – необходимо письменное распоряжение Генерал-губернатора, а получить его очень непросто. Повод нужен железный. Пара прецедентов, случившихся в стародавние времена, отучили власти соваться в Грибное Поле, без особой на то необходимости. А для возникновения такой нужды требовались причины такой непреодолимой силы, коих на памяти Гистаса еще не случалось.
Кроме расположения, были еще причины за которые Гистас любил свой дом в целом и кабинет, в частности. Любил основательность каменных стен, внушающих непоколебимую уверенность: "мой дом – моя крепость", любил внутренне убранство за ощущение красоты, рождаемое созерцанием полотен художников, отмеченных поцелуем Создателя, даровавшим им талант, и творений скульпторов, не менее искусных, чем художники. Любил невидимость прислуги, которая за долгие годы научилась выполнять всю необходимую домашнюю работу, не попадаясь на глаза хозяину, который, мягко говоря, людей не жаловал. Любил вкусную еду, которую готовил повар – старый хайнец, и к которой он привык за много лет. Любил комфорт потертого кресла, которое за долгие годы приняло форму его седалища, или же наоборот – обточило задницу Гистаса под свою геометрию – иди знай какой вариант правильный, но главное то, что сидеть было удобно и от долго пребывания в кресле он не уставал. Любил за неуловимый запах мудрости от многочисленных древних фолиантов и еще за много чего еще, что делает помещение, где ты живешь, домом. Резюмируя, нужно сказать, что был он мизантропом, то есть любил в этой жизни много чего, кроме людей. А если использовать общепринятую классификацию таких типов, то следует уточнить, что был он мизантропом-ницшеанцем, причем знатным. Как раньше были знатные токари, знатные пекари, так Гистас Грине был знатным мизантропом-ницшеанцем.