А так-то, поначалу, когда все предстает в розовом свете, то — вперед и с песнями! Вспомним хотя бы начало походов Гитлера и Наполеона — солдат ждала богатая добыча и множество доступных женщин, а кончилось все островом Святой Елены и Фюрербункером. Это — для главарей, а для рядовых участников походов — безымянными могилами. Причем, безымянными могилами в лучшем случае, а обычно — просто траншеей, в которую сваливали трупы без разбора, чтобы закопать от греха подальше, дабы не было эпидемии. Так что, скорее всего, передвижение компаньонов было походом — они были вынуждены идти.
Местность, по которой пролегал их путь, не была полностью безлюдной. Какой-никакой, а народишко встречался, так что волей-неволей, а общаться приходилось. То Шэфу с Денисом что-то требовалось из того, что имелось у народа, то наоборот — народец хотел разжиться чем-то из скудного барахлишка компаньонов, а то и просто позабавиться. На свою голову. Схем взаимодействия компаньонов с аборигенами было ровно две. Первая, как в муниципальном образовании, где общение свелось к раздаче аборигенам пинков и затрещин, без пролития крови и вторая, как в "Свинье и курице" — с пролитием.
Самое крупное кровопролитие произошло позавчера, когда компаньонов передвигавшихся по разбитой проселочной дороге, навевающей ностальгические воспоминания о родине, причем передвигавшихся тихо и мирно, никого не трогая, остановил конный отряд в несколько десятков всадников. Впоследствии выяснилось, что конников было ровно тридцать.
Командир отряда решил, что негоже, чтобы его клинки были хуже, чем у каких-то мутных встречных-поперечных и решил немедленно исправить эту ошибку природы. Результатом этого поспешного и, честно скажем — непродуманного решения, стали двадцать девять трупов, при взгляде на которые становилось ясно, что их убили хотя и жестоко, но быстро — на теле каждого было не более одной раны. Чаще всего, эта сквозная рана располагалась между туловищем и головой, но встречались и другие, когда удар наносился в сердце, или солнечное сплетение. А вот командир пережил свой уничтоженный отряд. Правда ненадолго. С отрубленными конечностями долго не проживешь, да и что это за жизнь…
Старший помощник так плохо себя чувствовал и был в таком отвратительном настроении, что только таким образом командир этого злосчастного отряда мог хоть как-то загладить свою ошибку. Ну, что тут скажешь — ситуация стара, как мир. Очень точно отразил ее в своем творчестве Эдуард Суровый: "Червяк Анатолий ищет покушать, но крот Афанасий нашел его раньше…" Лучше не скажешь. Так что одним отрядом мародеров на свете стало меньше. В оправдание Дениса, если конечно же его действия нуждаются в оправдании, можно сказать, что он проделал с командиром мародеров лишь то, что тот сам пообещал проделать с компаньонами. Как говорится, язык мой, враг мой. Длинный язык еще никого до добра не доводил. Промолчал бы усатый главарь — умер как все. Быстро.
Вне всякого сомнения, либерально настроенная интеллигенция, являющаяся непоколебимой приверженецей демократических ценностей и свобод, обвинит старшего помощника в неправомерном и избыточном применении силы, и нарушении прав человека. И, что характерно — будет совершенно права! Честно признаемся — характер Дениса за последнее время сильно испортился. С другой стороны, поставьте себя на его место — едет человек, никого не трогает, у человека все болит, вдобавок человека тошнит. Вдруг появляется какой-то хрен с горы и кричит своим подельникам: — "Заберите клинки у этих придурков, только не убивайте — а то на вас заточку буду проверять!" Святой рассвирепеет! А Денис, да и его любимый руководитель святыми никак не были, чего уж греха таить… Вот оно и получилось, как получилось.
Однако, возвращаемся в устье Паранг-фьорда. Кораблик, на который указал Шэф, обводами напоминал небольшую каравеллу водоизмещением тонн, примерно так, тридцать пять — сорок. Но не колумбову пузатую каравеллу, а ранние португальские, у которых отношение длины киля к наибольшей ширине корпуса было примерно пять к одному.
Компаньоны торчали на берегу уже третьи сутки и только сейчас удача им улыбнулась. Все суда, вставшие на якорь до этого, им не подходили. Это были огромные галеоны работорговцев с многочисленным экипажем, нафаршированные, как маршрутка в час пик, полумертвым живым товаром. Захватить такой корабль конечно же было можно — "нэт в мире таких крэпостэй, каторых балшэвики нэ магли бы взять!" Но! Сразу в полый рост вставали две проблемы.