— Вот и славно. Взлетаем и берем курс за линию фронта, — распорядился я, рывком подтянувшись вверх и скользнув в люк. — Где мое кресло?
— Ниже меня садись, в самый нос, на место стрелка-наблюдателя. Только ничего без приказа не трогай. Там места довольно. Куда именно летим?
— В небе разберемся, — потянул я к себе планшет. Трогай пока, сейчас посмотрю.
В полете я закрылся магией от радаров, визуального наблюдения и детекторов отклонений магнитного поля. По словам Виталия, для того, чтобы пролететь незамеченным Альянсом через линию фронта этого было достаточно. Имперское же ПВО, особенно в районе Диастара и расположения Ставки, было исключительно сильным и, скорее всего, нашу машину отслеживало, используя киннеровские квантовые и гравитационные детекторы. Но оно молчало, ничем себя не обнаруживая и сделав вид, что нас не существует. Бывший старший центурион Тихомиров и отставной центурион Мельников, сговорившись, угнали боевую левиплатформу, выведенную из состава вооруженных сил и, пользуясь своими навыками колдовства и летного мастерства, ускользнули от ПВО, улетев в неизвестном направлении — примерно так представлял я себе официальную версию происходящего. И, что самое главное, это была правда, от первого до последнего слова. Не вся правда, конечно, но ведь и не ложь! Мы и в самом деле действовали без приказа, своей волей…
— Снижайся до полутора сотен метров и сбавь скорость километров до трехсот, — приказал я Виталию после трех часов полета, когда мы оставили Диастар позади и приблизились к фронту. Малая левиплатформа оказалась гораздо шустрее транспортно-десантного «утюга», на котором мы летели в рейд на Ломжино и домчала нас быстро и без болтанки.
— Ты уверен? — все же не удержался от вопроса пилот, глядя на мой светящийся розовым светом браслет.
— Да. Нас не заметят, а мне надо осмотреться. Ближайшая цель — тридцать седьмой полк ракетной и самоходной артиллерии, но его еще найти надо, сказал я, не отрывая взгляда от планшета.
— Ладно, — левиплатформа пошла вниз, пробивая легкую облачность. Вскоре под нами потянулись дороги, поля, крошечные домики внизу. Над изрытой и покрытой горелыми проплешинами ломаной полосой линии фронта мы проскочили на бреющем полете, оставив ее позади, и Виталий по моей просьбе, еще сильнее снизил скорость.
— И в самом деле, чудеса! — только и сказал он, когда мы не спеша сделали круг и зависли метрах в пятидесяти над замаскированными защитного цвета пленкой тяжелыми боевыми машинами Альянса, стоявшими у опушки леса, рядом с которыми суетилось несколько «джонов» и дымила полевая кухня. — Этого не может быть, но долбанные «джоны» нас и в упор не видят! Ну ты даешь, Ваня!
— Спокойно, Витя, — улыбнулся я. — Русские маги, самые сильные в мире!
— Где же вы раньше на хрен были, маги! Нам бы полсотни таких как ты и войне давно конец.
— Нету полсотни, — честно ответил я. — Кроме меня, считай никого, остальные пока гораздо слабее.
— И тебе, такому уникальному, приходится идти в последний бой? О чем вообще командование думает, мля?
— О чем? Наверное, как всегда о том, чтобы выполнить приказ любой ценой… А что насчет тебя, Витя? Ты же профессиональный летчик-штурмовик и истребитель с огромным опытом. По уму ты должен был молодняк в училище учить, этот самый опыт передавать. Как ты в своем предпоследнем полете оказался, когда тебя «джоны» приземлили? По чьему приказу?
— Сам вызвался. Задача была сложная, а молодых жалко, погибнут же зазря. Некому больше…
— Вот и я примерно так же. Без толку об этом говорить, русская традиция такая. Так, теперь давай поищем место в лесу подальше и поглуше и сядем там. Мне надо перед боем запитать свой браслет силой по полной. Предупреждаю, зрелище будет некрасивым, и в процессе я могу склеить ласты. Но, будем надеяться, все обойдется…
Едва мы сели на глухой лесной поляне в нескольких десятках километров от фронта, как я потянул к себе сумку-холодильник с ампулами взятого в ГНЦЭМТ лиофилизированного Д-антигена и рюкзак с прибором Холдера. А затем, подключившись к устройству, под удивленным взглядом пилота, отобрал у самого себя кровь шприцем, добавил ее в прибор, и начал сыпать туда антиген, ампулу за ампулой. У меня тут же помутнело в глазах, пульс застучал как бешеный, горло перехватило, но я был к этому готов, осторожно принимая силу и отправляя ее в Тей-элл. Без браслета я бы точно погиб, человеческое тело, даже принадлежащее опытному Ходоку, не смогло бы принять столько магии. Но артефакт забирал ее всю без остатка, впитывая как губка, и я видел внутренним взором, как колодец силы в браслете Кинэ становился все глубже и глубже. Вскоре я приспособился к процессу, дыхание выровнялось, и я даже начал получать странное удовольствие, купаясь в проходящем через меня потоке магии. Так продолжалось где-то с полчаса, пока последняя ампула не рассталась со своим содержимым. Теперь энергии в Тей-элл было и в самом деле очень много, гораздо больше того, что отмерил мне в качестве награды за пройденный путь Хранитель. А еще она рвалась наружу, ходила волнами, не желая успокаиваться, и меня так и подмывало пустить ее в ход.
— Ну и видок у тебя, Ваня! — сказал пилот, опасливо глядя на меня, когда я выключил прибор и положил его в рюкзак. — Чисто вампир! Ты же весь бледный, зрачки как у наркомана и глаза светятся. Жуть!
— А ты как думал? — растянул я онемевшие губы в улыбке. — Это еще цветочки, Витя, то ли еще будет…
Глава 21
Не секрет, что любое, даже самое успешное наступление рано или поздно заканчивается обороной. Эта истина известна с древнейших времен. Как бы вы не рвались вперед, гремя огнем и сверкая блеском стали, когда-то все равно приходит время закрепляться на достигнутых рубежах. В середине двадцать первого века это правило должно остаться столь же верным, сколь и в начале двадцатого. Линия фронта и линии обороны, которые необходимо взломать при нашем наступлении, никуда не денутся, так я рассуждал. И, в целом, не ошибся. Дьявол, как всегда, оказался в деталях. А Ситников, который более-менее понимал, в чем заключается проблема, хотя и успел понюхать пороха, объяснить мне, с чем придется иметь дело, в нашей последней беседе не сумел. От его осторожных возражений против моего плана я просто отмахнулся, решив, что мне лучше знать, что делать. Некогда, времени в обрез, а с нюансами я разберусь на месте. И зря! Самонадеянность на войне наказуема.
Во что я вляпался, я понял, когда после полудня мы с Мельниковым, закрывшись от наблюдения магией, полетели вдоль линии фронта, готовя ее к предстоящему раним утром наступлению. Конечно, я понимал, что вряд ли встречу там сооружения, достойные линии Мажино. Скорее, мне представлялись возведенные «джонами» оборонительные укрепления Курской дуги или что-то вроде этого, только на современный лад, с реактивной артиллерией и эшелонированной ПВО. А на самой передовой я ожидал увидеть минные поля, колючку в несколько рядов, ряды окопов, артиллерию, пулеметные гнезда, доты, минометные батареи. И собирался от души врезать по всему этому богатству магией разрушения, приводя его в негодность перед имперским ударом.
Однако, единственное, чем оказалась богата линия фронта, так это обилием мин на нейтральной полосе перед вражескими окопами. Их было очень много, самых разных. Противопехотных, противотанковых, зарытых в грунт и направленных, похожих на замаскированные в пожухлой траве изогнутые «мониторы» на ножках, активных и пассивных, роботизированных. Были даже экзотические прикопанные конусы противовертолетных мин Альянса, которые так же могли поражать низколетящие дроны и левиплатформы вроде нашей. Все это богатство было оснащено множеством датчиков — мышь не проскочит, если запрограммировать минимальный уровень реагирования. На то, чтобы привести все это в негодность на обоих участках завтрашнего наступления, потребовалось полтора часа времени и изрядные усилия. Где-то я использовал магию развоплощения, где-то превращал взрывчатку в набор безобидных химических составляющих, где-то разрушал электронные цепи и блоки. Главное — чтобы было тихо и незаметно на первый взгляд. Магии на весь процесс пошло неожиданно много, и ее уровень в браслете начал заметно проседать.