— Ну и видок у тебя, Ваня! — сказал пилот, опасливо глядя на меня, когда я выключил прибор и положил его в рюкзак. — Чисто вампир! Ты же весь бледный, зрачки как у наркомана и глаза светятся. Жуть!
— А ты как думал? — растянул я онемевшие губы в улыбке. — Это еще цветочки, Витя, то ли еще будет…
Глава 21
Не секрет, что любое, даже самое успешное наступление рано или поздно заканчивается обороной. Эта истина известна с древнейших времен. Как бы вы не рвались вперед, гремя огнем и сверкая блеском стали, когда-то все равно приходит время закрепляться на достигнутых рубежах. В середине двадцать первого века это правило должно остаться столь же верным, сколь и в начале двадцатого. Линия фронта и линии обороны, которые необходимо взломать при нашем наступлении, никуда не денутся, так я рассуждал. И, в целом, не ошибся. Дьявол, как всегда, оказался в деталях. А Ситников, который более-менее понимал, в чем заключается проблема, хотя и успел понюхать пороха, объяснить мне, с чем придется иметь дело, в нашей последней беседе не сумел. От его осторожных возражений против моего плана я просто отмахнулся, решив, что мне лучше знать, что делать. Некогда, времени в обрез, а с нюансами я разберусь на месте. И зря! Самонадеянность на войне наказуема.
Во что я вляпался, я понял, когда после полудня мы с Мельниковым, закрывшись от наблюдения магией, полетели вдоль линии фронта, готовя ее к предстоящему раним утром наступлению. Конечно, я понимал, что вряд ли встречу там сооружения, достойные линии Мажино. Скорее, мне представлялись возведенные «джонами» оборонительные укрепления Курской дуги или что-то вроде этого, только на современный лад, с реактивной артиллерией и эшелонированной ПВО. А на самой передовой я ожидал увидеть минные поля, колючку в несколько рядов, ряды окопов, артиллерию, пулеметные гнезда, доты, минометные батареи. И собирался от души врезать по всему этому богатству магией разрушения, приводя его в негодность перед имперским ударом.
Однако, единственное, чем оказалась богата линия фронта, так это обилием мин на нейтральной полосе перед вражескими окопами. Их было очень много, самых разных. Противопехотных, противотанковых, зарытых в грунт и направленных, похожих на замаскированные в пожухлой траве изогнутые «мониторы» на ножках, активных и пассивных, роботизированных. Были даже экзотические прикопанные конусы противовертолетных мин Альянса, которые так же могли поражать низколетящие дроны и левиплатформы вроде нашей. Все это богатство было оснащено множеством датчиков — мышь не проскочит, если запрограммировать минимальный уровень реагирования. На то, чтобы привести все это в негодность на обоих участках завтрашнего наступления, потребовалось полтора часа времени и изрядные усилия. Где-то я использовал магию развоплощения, где-то превращал взрывчатку в набор безобидных химических составляющих, где-то разрушал электронные цепи и блоки. Главное — чтобы было тихо и незаметно на первый взгляд. Магии на весь процесс пошло неожиданно много, и ее уровень в браслете начал заметно проседать.
Но основная проблема оказалась не в этом. А в том, что кроме мин, толковых целей на передовой не нашлось. Линия глубоких, изогнутых как зубья пилы вражеских окопов без брустверов, оказалась малонаселена и фактически сводилась к цепочке отдельных блиндажей с землянками, кочующим между ними пулеметным и снайперским расчетам в пару-тройку рыл и отдельным группам наблюдающих за нашим передним краем «джонов». Ни тебе пехотных батальонов, ни артиллерии, ни бетонных дотов, ни обилия техники. На нашей стороне, впрочем, было почти то же самое.
— Не понимаю, — вслух удивился я, закончив разминирование. — Что это за хрень такая!? Где противник, мать его за ногу!? Как и чем «джоны» собрались отбиваться от атаки? Мне магию потратить не на что! На переднем крае просто нет для нее целей. Вскрыть подобную оборону ничего не стоит. Тут даже пулеметов негусто, не говоря уж о большем…