Пленённые парни сидели угрюмо, стараясь не высказывать своего любопытства. Между тем, мужчина смотрел на меня открыто и оценивающе и, как только я подошёл, он встал на ноги и сотворил на лице подобие улыбки. Следом за ним встали и все остальные, после чего он низко поклонился и сказал по-гречески:
- Приветствую тебя, могучий хан, победитель сарагуров!
- Ты хань*? - спросил у него, глядя на причёску, тонкие черты лица и манеру держаться.
- О, могучий хан знает самоназвание моего народа!? - от удивления его глаза стали совсем не китайскими.
Ещё бы! В той жизни некоторое время я жил в Питере, где поддерживал довольно дружеские отношения с одним китайцем, хозяином ресторанчика и бывшим спортсменом. Правда, с его младшей сестрой мои отношения были более близки. От них то я и научился целому ряду крылатых застольно-политических выражений и нежных эротических слов на путунхуа, официальном китайском языке.
- Знаю, - улыбнулся приятным воспоминаниям, - Более того, всегда хотел выучить гуаньхуа** и веньянь***, а так же язык степных хунну. Вот и ищу себе учителя.
*китаец
**древнекитайский разговорный язык
***китайская письменность тех времён.
- Могучий хан его уже нашёл, - подобострастно сложив руки на груди, он опять склонился в глубоком поклоне.
- Ты хорошо говоришь по-эллински, - я констатировал факт, мандарин разговаривал фактически без акцента.
- В кочевье моего хана долгое время обитал философ из Афин, он обучил меня чтению и письму. Частые и длительные философские диспуты мы с ним вели исключительно на эллинском языке.
- Понятно, тебя как зовут?
- Ван Хай, великий хан.
- Великий хан - это царь. Возможно, когда-нибудь им станет кто-то из моих наследников... а меня называй просто - господин. Ты здесь был пленником или рабом?
- Если господин позволит, то я расскажу свою историю.
- Разрешаю, но коротко.
- Двадцать два года назад я был нанят ханом хуннского племени оногуров* в качестве советника и учителя его детей. На протяжении пяти лет мы кочевали от земель Жоужань на запад, пока не заняли обширные пастбища у тёплого побережья Гирканского моря**. Но, восемь лет тому пришло более сильное племя савиров* и вытеснило нас на запад. Проживавшему здесь племени акациров* наше появление не понравилось. Они на нас напали и побили всех воинов. Молодёжь и старших женщин продали в рабство, стариков убили, а детей разобрали по родам и семьям. Меня и дочь рабская участь миновала, и я опять стал советником и учителем, но теперь уже в новом племени. Всё было хорошо до последних дней, пока не напали сарагуры*. Эти тоже побили наших воинов, после чего их хан решил откочевать на новые пастбища западнее от Большого озера***, а полон приказал угнать на продажу в Дербент.
*народности племён хунну (гунны)
**Каспий
***предположительно Кумо-Манычская впадина, разделяющая Ставропольскую и Ергенинскую возвышенности; в античные времена она была заполнена водой.
- Значит, ты сейчас пленник?
- Нет, господин, я опять советник и учитель. Прошу простить меня, был, до сегодняшнего дня.
- Понятно, рассказывай дальше, что было потом?
- Потом мы пришли к этим озёрам, а через одну луну воевали с варварами-гуннами. Они думали, что нападут неожиданно, но воины хана соглядатаев заметили уже давно. Была организована засада, куда варвары и угодили. Выживших сунули в яму, а погибших зарыли. Ещё двоих замучили, когда выпытывали местонахождение поселения, а третий признался, тогда-то хан и ушёл в набег. Но не вернулся и, судя по знакомой лошади, которая была под твоим седлом, господин, он больше не вернётся. Я так думаю.
- Правильно думаешь. А это что за молодёжь такая, - указал на понурых парней с выражением лиц готовых на заклание баранов, - Все крепкие, физически развитые, но даже драться не стали. Почему так?
- Это наши акациры, их в рабство не угнали, а предложили войти воинами в новое племя. Но, видимо, ещё не доверяли и оружие в руки не дали. Вот и ожидают от теперешнего победителя решения своей судьбы.