Джордан подпрыгнул от негодования.
– А ты сиди в своей яме, а в чужую не лезь. Лезешь к нам, а называешь треклятой ямой. Что тебе у нас надо?
– Стоп! – скомандовал Иван.
– Кого ты набрал? – вставил Арно дежурную шутку.
– Я-то набрал, кого надо! – парировал Иван. – Лишь этого, – он кивнул на Хиркуса, – по твоей подсказке.
– А этого? Из Фимана?
– Если бы не он, нам к Пекте не попасть было бы.
– Ты, КЕРГИШЕТ, не давай ему повода считать себя незаменимым, иначе он тебе на голову сядет.
– Пойдём назад, я тебя обязательно по дороге у Фимана потеряю! – пригрозил Джордан, оставляя в покое Хиркуса, и подскакивая к Арно.
– Я тебя за шкирку держать буду, не потеряешь.
– Хватит вам! Мы же есть собирались, примирительно сказал Иван и обозрел кучу еды. – Как будем… делить?
Вопрос оказался непростым для ответа. Ходоки долго не решались высказать своего мнения.
– Надо Хиркуса назначить смотрителем еды, – наконец, посоветовал дон Севильяк и сглотнул обильную слюну. – Вот он и пусть делит.
– Так я его уже назначил, – сказал Иван.
– Почему это его? – возмущённо воскликнул Джордан, искоса поглядывая на потенциального распорядителя едой.
– А потому, – наставительно сказал дон Севильяк. – Хиркус, как мы слышали, вполне сыт идеей. А когда сам не собираешься есть, то честнее станешь делить еду между другими.
– А-а… Если только он сам есть не будет, тогда пусть, – разрешил Джордан, с хитрецой во взгляде ожидая от Хиркуса ответных действий или реплик.
К его разочарованию Хиркус спокойно выслушал в свой адрес все высказывания и принял на себя решение команды стать распорядителем небогатого запаса, тем более что Иван как будто уже решил, а Арно молчаливо согласился с таким распределением обязанностей.
– Итак, – без обычной напыщенности, а деловито сказал Хиркус, – всего этого нам хватит… Нас сейчас… – Он скользнул взглядом по притихшим в напряжении женщинам. – Шестнадцать человек. По скромному моему расчёту хватит на четыре раза.
– На два, – подал голос дон Севильяк. – Что там на четыре?
– И всё-таки на четыре! – с нажимом отрезал Хиркус на попытку посягательства со стороны дона Севильяка в его расчёты. – А если кого-нибудь подстрелить…
– Да здесь одни скорпионы и жуки!
Отчаяние дона Севильяка не возымело действия на размышления Хиркуса.
– Так вот, если кого-нибудь подстрелить для разнообразия, то еды хватит на три дня при двухразовом питании. К тому же, оказалось, каждый из вас прихватил с собой соли, достаточной для засолки целого быка.
«Где он нахватался таких слов и фраз?» – с удивлением ответил Иван, даже хотел спросить его об этом.
Но тут земля под ними дрогнула, раздался густой басовитый грохот, вода отхлынула далеко от берега, обнажая дно с ползающими по нему букашками. Там, где стояла рябь, взбугрилась крутобокая сфера чистой прозрачной воды на высоту пятиэтажного дома. Самая её макушка выстрелила тонкими струйками воды во все стороны: ни дать, ни взять, из центра озера высунулась гигантская голова, обрамлённая брызжущим венчиком, сверкающим на солнце.
Грохотание ушло в низкие регистры, в инфракрасную часть, создав могучий монотонный, терзающий нервы, гул. Земля, вода и воздух дрожали. Вскоре всё стихло, но чудилось – не стихло, а затаилось перед новым броском. Водяной купол плавно осел, и озеро вернулось в свои извечные берега.
Уже через минуту ничто не напоминало о внезапном природном катаклизме.
Светило солнце, далеко ушедшее от зенита к западу, порхала и мелькала в кустах и под ними мелкая живность, да время от времени ощущались под ногами вскочивших ходоков и женщин слабые подземные толчки, словно кто-то там, под ними, принимал новую позу и никак не может умаститься, чтобы успокоиться.
– Красиво! – первым высказался Хиркус. – Стихия земли и воды обменялись дружескими шлепками.
– Что это было? – Шилема подняла вверх лицо, чтобы видеть мимику Ивана.
– Явление природы, – пожал плечами Арно.
– Но красивое! – отстаивал свою точку зрения Хиркус. – Неужели не заметили?
– Красивое, да. Но, думаю, нам надо отойти подальше от берега. А сейчас, Хиркус, начинай! Надо поесть, – твёрдо сказал Иван и демонстративно сель на песок.
«Что-то не так», – подумал про себя Иван.
Его охватил озноб от какого-то предчувствия. То же самое, по-видимому, переживали и другие ходоки. Они чутко прислушивались к вечерним звукам, находились в состоянии постоянной готовности сорваться с места, если это понадобиться.