Может быть, поэтому они практически никогда не упоминали религиозных догм и имён богов, за исключением, естественно, фразеологизмов, а также не божились, не накладывали на себя аскезу, не щеголяли словечками, присущих верующим. Во всяком случае, к таким относились известные Ивану ходоки и временницы. Тем более, те, кого он собирался взять с собой.
Правда, у Джордана на языке могло появиться всё, что угодно, вплоть до упоминания о нелюбви богов к тем, кто идёт против их воли. Но к выходкам ходока из Кап-Тартара Иван уже привык, да и не был тот верующим.
Вот почему иметь в команде религиозно настроенного человека он не то, чтобы не хотел, а просто всегда считал: повернувшийся к Богу, всегда забывает о людях! Вся история человечества пестрит примерами. Нет такого преступления, которое не совершалось бы во имя Бога. Напротив, вся пыточная техника, чтобы терзать человеческую плоть, придумана и воплощена на практике в миллионах случаях, именно во имя этой цели.
– Верующий? – спросил Иван.
– Не придирайся к словам, КЕРГИШЕТ. Я – актёр!
– Верующий?
– Имеет значение? И потом, что значит, верующий? Ты ведь тоже во что-то веришь. Таким образом, тоже верующий. Нет людей не верующих! Ты это, КЕРГИШЕТ, брось! Нельзя людей делить по этому признаку. Ты же хочешь, если возьмёшь меня к перлям, чтобы я тебе верил? То-то! А «аминь» употребляется, да будет тебе известно, в тех случаях, когда хотят…
– Знаю, – буркнул Иван, недовольный собой.
Было отчего. Какой этот Хиркус верующий? Обычный ходок во времени. Для него нет Митры и Диониса, Осириса и Иисуса. Зато верит, наверное, во всевозможных призраков, в бесчисленное множество тварей, настоящих и придуманных, что бродят по дороге времени и нападают на ходоков. А кто в них не верит? К тому же, не все, но кто-то иногда встречался с ними, как это случилось с ним самим при поиске Напель в ущелье трёхглазых.
Арно воспользовался паузой, потянулся власть и сказал:
– Любишь, КЕРГИШЕТ, пофилософствовать. По мне, мир надо принимать таким, каков он есть, а не выдумывать его. И его, – он кивнул на взъерошенного Хиркуса, – не переделать. Ты ему в одно ухо…
– Ты тоже горазд порассуждать. Только, видишь ли, мы с тобой в разных школах и вузах учились, оттого по-разному воспринимаем и мир, и время, и людей.
– Ты меня с кем-то спутал. Я ни в школе, ни в вузе не учился. Это ты у нас один такой. Вот и мудрствуешь. А почти все встали на дорогу времени, будучи ещё детьми. Так что и школа, и пресловутый вуз у нас затерялись в поле ходьбы.
Начав высказываться будто бы назидательно, Арно к концу говорил уже с печалью в голосе. Иван его понимал. Воспитанник поля ходьбы и ходоков – что может быть ещё несуразнее? Оттого все они – ходоки и временницы – с вывертами, по его глубокому убеждению, в мозгах, в рассуждениях и поведении. Вот из них-то и получились анахореты, заговорщики, страдальцы…
– Ладно. Мы что-то говорим не о том, – Иван, непроизвольно подражая Арно, потянулся. – Хиркус, приходи ко мне завтра. Да… В общем, на другой день после того, когда ты у меня побывал. Я хорошо объяснил?
– Понятно. Слушай, КЕРГИШЕТ, давай возьмём ещё Жулдаса.
– Это того…– вспомнил Иван, – что был у Аранбаля.
– Он.
– Я ему однажды рожу набил… Нужен ли?
Хиркус улыбнулся, улыбка не красила его.
– Слышал я эту историю. Но, что-то Жулдас темнит. Он же хороший боец, знает приёмы борьбы. А ты его…
– Я тоже не лыком шит. И я его прихватил на дороге времени.
– Он после того ушёл от Аранбаля. А стоит ли брать…
– Не тяни, – прервал наступившую паузу Иван.
– А ты с ним поговори.
– Поговори… И ты, конечно, знаешь, где он теперь затаился?
– Обосновался. Так правильнее будет. Но тайны в том нет. Многие знают, где он сейчас.
– Ну да. Совсем недавно никто не знал, а теперь знают многие, – насмешливо констатировал Иван.
Так оно и было.
– Всё правильно, – подтвердил слова актёра Арно, не замечая иронии КЕРГИШЕТА. – После встречи с тобой он некоторое время сидел мышью, а сейчас ждёт удобного случая встретиться с тобой и поговорить.
– Ага! И ты, стало быть, решил выступить его адвокатом?.. Я шучу! Ладно, приводи его. А там видно будет. Хиркус, до завтра!
– Мне надо столько успеть сделать, что твоё завтра для меня растянется на месяц. Так что лучше, до встречи.
– Тебе виднее…
Проявились в полутёмном помещении, вне которого, по-видимому, стояла страшная жара. После свежего горного воздуха, здесь можно было задохнуться от его спёртости и противных запахов.
– Фу! – вдохнул и выдохнул Иван. – И это, как ты сказал, почти конец двадцатого века? И центр города?