— Ты, Ваня, не прав. Не разбежались, а давай сформулируем это по-другому. Скажем, ушли от греха подальше.
— Какая разница?
Симон поднял брови, выражая крайнее удивление реплике Ивана и своё несогласие с ним.
— Жаль, что ты не видишь разницы. Ты разве, когда воевал, под пули лез?
— Не лез, конечно, — вяло отозвался Иван, но остался о поведении ходоков при своём мнении.
— Я его последний раз видел в Фимане, — неожиданно подал голос Сарый. Его красивые карие глаза оживились, в них запрыгали огоньки заинтересованности. До этого казалось, что он пил чай и к разговору побывавших на собрании даже не прислушивался. И вот эта валаамова ослица заговорила: — Там Арно встречался со Шломом.
Симон подпрыгнул так, как если бы его снизу кто-то уколол иголкой до самой кости.
— С кем, с кем?.. Со Шломом?!. Ин-те-рес-но! Сейчас, Ваня, я кое-что соображу, а уж потом объясню… Видишь ли… Камен! Давно ли это было?
Учитель, припоминая, важно прищурился.
— Я думаю, — сказал он степенно, — был я там… после того раза два… Устал тогда сильно, едва дошёл…
Хотя Иван не услышал чёткого ответа Учителя, но этого оказалось достаточным для Симона.
— Так, так. Похоже, Шлом проник со срединной точки, — Симон не дослушал стенания Сарыя по поводу тяжести перехода. — Шлом погиб в четыреста сорок третьем году до нашей эры, если я не ошибаюсь в своих расчётах. С календарями такая путаница… Мы, Ваня, говорим о Шломе по прозвищу Анурхай, что будто означает — Красивый. Таков он и был. Сарый вот знает, что Шлом был великолепным вертом с выдающимся диапазоном движения. Тысяч под десять. Притом умным, сильным и красивым… Здоровый красивый мужчина, как ты, Ваня. — (Ну, уж! — буркнул Иван, польщённый донельзя). Симон, видя его смущение, рассмеялся. — Многое из того, что я тебе рассказал о ходоках, некоторые исторические экскурсы, факты и имена, и кое-что ещё я почерпнул из бесед с ним… Так, значит, Арно встречался со Шломом… О чём говорили ты, конечно, не знаешь?
Симон с сожалением даже цыкнул языком и обескуражено покачал головой. Сарый в ответ глянул кротким невинным взглядом и, не спеша, отхлебнул из чашки.
— Знаю, — наконец, многозначительно промямлил он и сделал паузу. — Они были рядом со мной.
— С тобой?!. В этом?!!
— Нет! — Сарый метнул в сторону Ивана быстрый настороженный взгляд. — У фонтана Забвения.
— Ты уже до него добрался?
— А что? — Сарый начал выпрямляться и выпячивать вперёд птичью грудь, изображая независимость.
— Перестань! — отмахнулся Симон. — Ну, Камен! — он явно разволновался. На лбу у него выступили мелкие капельки пота. — Не тяни!
— Может быть, не интересно… — проговорил Учитель протяжно, но, посмотрев в лицо Симона, смешался и зачастил: — Они говорили о мешке Сола… Вот. Сам знаешь, какой это разговор. Вот я и подумал, что ничего интересного в этом разговоре нет…
Симон присвистнул.
— Вот оно что!.. Так, так… Они тебя видели?.. Нет! Совсем хорошо… Теперь, друзья, помолчите некоторое время.
Лицо Симона окаменело — он думал. Сарый тоже думал. Губы его вздрагивали, глаза лихорадочно блестели, и, вообще, он имел несколько затравленный вид. Он, наверняка, знал, о чём думает, вернее, что пытается понять Симон, сопоставляя известные ему и предполагаемые им же факты и события последних и стародавних дней.
Глядя на них, Иван проникся к ним необычайным уважением.
Ходоки во времени — мудрецы, — родилась и билась мысль в его сознании, подавленном сосредоточенным видом Учителей. Именно Учителей! Так могли думать только мудрецы. Мудрецы тех, прошедших столетий, полностью ушедших в размышления, занятых мировыми, вселенскими проблемами, позабывших обо всём мирском и суетном… И они его Учители! Не учителя, а Учители, те, которые стоят у истоков всего того, чему они его учат.
Уф!.. Лицо Симона порозовело, он шевельнулся.
— Неужели, дорогой, мешок Сола действует? — нервно спросил его Сарый.
Симон вымученно улыбнулся.
— Мы, дорогой, пришли с тобой к одному мнению… Но каково!.. До чего додумались и добрались, стервецы!.. А тут ещё дела… наши…
Они замолчали и несколько минут грустно смотрели в глаза друг другу, словно занятые мысленным диалогом, в который ученика — непосвящённого — не пускали.
— Ваня уже может, — нарушил молчание и серьёзно сказал Сарый. — Я в нём уверен.
— Ваня может! — подобно эху, всё еще занятый решением каких-то вопросов, повторил Симон,
Учитель промолчал, с шумом отхлебывая остывший чай.