Он сидел напротив Ивана на табурете, с руками на коленях, спокойный и величавый. Левый глаз его прищурился, а правый — нацелился на Толкачёва, занятого образцами, собранными аппаратчиками.
— Может быть, ты мне поможешь, Ваня?
— Сходить в будущее?
Иван нервно провёл тыльной стороной ладони по заросшему подбородку, передернул плечами и молча стал заталкивать в рюкзак навалом, высыпанные до того образцы. Осторожно — не спугнуть бы — глянул в приоткрытый глаз Симона, замер.
— Когда?
Симон поджал губы, чтобы не рассмеяться. Лицо у Ивана было глуповато-растерянным.
— Приведи себя в порядок, побрейся, тогда и…
— Я бороду решил отпускать… Чешется только. Две недели отмучился, привыкать начал… А где Учитель?
Симон пропустил мимо ушей его вопрос. Но Иван не сдавался.
— Мы же уйдём, а он… Ждать будем?…Но ведь, чем раньше мы доставим это в институт, тем быстрее они решат, что делать дальше.
— Ваня, ты лучше соберись, пожалуйста, как следует. Передохни. И не задавай сто вопросов сразу. Как ученик первого класса! Ты же знаешь, что время для нас, по сути дела, ничего не значит. Проявимся в будущем тогда, когда пожелаем.
— Хорошо! — тут же согласился Иван. — Пойду, помоюсь. Устал, честно говоря… Правда, в будущее пойдём?.. Конспираторы!.. Тихушники!..
Он спал и не видел появления грязного и замызганного Сарыя, не слышал, как его сердито отчитывал Симон, а Сарый лишь хрюкал в ответ, как они потом пили чай на кухне и вели разговоры, далекие от будущего и аппаратчиков.
— Время, конечно, имеет одно измерение, но это совсем не значит, что в нём нет параллельных каналов. Мы их называем струями. Так что, Ваня, в некотором смысле, время объёмно и фронтально. И в разных его точках процесс превращения будущего в настоящее не адекватен.
Как бы мне ни было обидно и завидно, но Симон всё-таки наголову выше меня, простого инженера конца двадцатого века, впрочем, вот-вот начала двадцать первого. Я его рассуждения понимаю, но и представляю всю трудность его разговора со мной, ведь ему приходится упрощать то или иное объяснение, дабы я, воспитанный высшей школой нашего времени, мог уловить отзвуки того, чем занимаются люди будущего. А он невозмутимо посматривал на меня и низал слова:
— Этой неадекватностью ты можешь воспользоваться. Походи вдоль кромки настоящего и будущего, поищи проходы к нам, в наше время… И я с тобой пойду. Мне тоже любопытно, что и как ты будешь делать. До тебя к нам из прошлого никто ещё не приходил. Ты будешь первым.
Скажу честно, упоминание о моём первенстве как-то не всколыхнуло моих амбиций, напротив, подсказало мне об определённых ожидающих меня трудностях, преодолевать которые мне не хотелось.
— Что я должен увидеть или ощутить на границе настоящего и будущего, чтобы проникнуть вперёд во времени?
Может быть, я был не прав, задавая такой вопрос, но хоть что-то я должен знать заранее, пробивая монолит будущего. А он:
— Глупейший вопрос, Ваня. Я же не знаю, как это может выглядеть у тебя.
— А у тебя?
Он усмехнулся.
— Не забывай, что я сейчас в своём прошлом и могу ходить до своего времени свободно. В будущее же, моё будущее, мне путь закрыт.
— Никогда, наверное, не разберусь с этими понятиями, — честно признался я, так как действительно всё это мне казалось больше игрой слов, чем реальностью. — Твоё будущее, моё будущее, передовое будущее… Да, вот ещё, будущее время.
— Разберёшься. Невелика наука.
— Скажите… А вот в твоё… личное будущее я смогу войти?
— Ну да, Ваня. Я тебе о том и толкую. Твоё будущее — это не моё будущее. Я тебя приведу в своё настоящее. А тебя может остановить не просто будущее, в его историческом понимании, так сказать, а только будущее время. То есть, та грань, до которой сама природа, да что природа, сама Земля и с ними человечество ещё не дожили, не достигли.
— Мудрено всё это, — сказал я, хотя прибеднялся, так как уже кое-что начинал понимать в высказываниях Симона.
И, тем не менее, в моём сознании будущее и будущее время, несмотря на неоднократные обмолвки и некоторые пояснения Симона, сливались в одно представление. Не знаю почему, но я не торопился разобраться до конца в значениях каждого из этих понятий, вкладываемых в них Симоном.
Кто знает, но, возможно, уже тогда тень или отсветы будущего, моего будущего, накрывали меня и сигнализировали о наступающих грядущих событиях, а я, чувствуя подсознанием влияние этих сил, пытался отодвинуть и эту тень, и блики света, и пожить настоящим или прошлым без их участия.