Тень будущего… А почему бы и нет?
Ткань времени — ровная и спокойная вокруг настоящего — деформировалась и сжималась, подобно шагреневой коже в прошлом, и яростно прорастала в неведомом для нас направлении в будущем, оставаясь единой от канувшего в вечность сотворения мира до своего собственного сотворения. Всё во времени-ткани пронизано одной основой, отмирающей в прошлом и стремительно обновляющейся в будущем, и только утки этой нерукотворной ткани или сама её основа — настоящее — фиксирует последовательность вечности…
Моё будущее ощущает моё настоящее и воздействует на него…
Точно так же и свет из будущего…
До меня уже доходят и пронизывают мою суть редкие пока что лучи, заставляющие грезить и что-то предполагать: какие-то события, их возможную последовательность, и даже исход каждого из них.
А, с другой стороны, всё это ничто иное, как морок и блажь, рождённые моим воспалённым мозгом. Ибо, так ли было на самом деле, как мне представлялось? Хотел бы я знать!..
Но если о наступающем времени можно было ещё так или по-иному поговорить, порассуждать, то о том, что ожидает лично нас там, по прошествии дней, недель и годов — загадка.
И ещё одно. Уйдя в будущее, смогу ли я там узнать о себе? Как прожил, когда умер, оставил ли потомство, и каково оно, коль скоро мои отпрыски всё-таки появились на свет?
В тот раз Симону таких вопросов я не задавал. Не стеснялся, а боялся. Боялся узнать подноготную своего бытия, своей кончины…
И до сих пор не знаю!
Словно дети, взявшись за руки, стали мы с Симоном на дорогу времени. Плотный туман настоящего окутал меня. Я постоял, проверил, что рука Симона, полускрытого от меня плотной шторой истекающего времени, в моей руке и двинулся вдоль стены отступающего будущего.
— Почему ты решил пойти в эту сторону? — как всегда вежливо до осторожности спросил Симон о моих действиях.
Идти мне было трудно, так как видимость оставалась нулевой, а под ногами на каждом шагу подстерегали неровности, порой такие, что приходилось отступать далеко в прошлое и огибать по каким-то причинам нереализованное будущее в этих пространственно-временных точках. Правой рукой я ощупывал монолит будущего.
— Не знаю, — честно ответил я на вопрос Симона.
Да и что я мог ему сказать? О том, что, когда стоял на пределе своего прошлого при поиске аппаратчиков и смотрел на далёкую стену будущего, мне показалась или почудилась пробоина в ней где-то там, куда я теперь направлялся?
Но так ли это на самом деле, я совсем не был уверен.
О возможной дыре, я так её и назвал — дыра, и о своих сомнениях в правильной оценке увиденного на расстоянии почти миллиона лет поля ходьбы я немногословно поделился с Симоном. Он выслушал меня внимательно.
— Ну что ж, — подвёл он итог сказанному мной, — возможно, ты прав. Но мне кажется, Ваня, у тебя есть более простые способы проникновения в будущее, чем поиск этой дырки. Когда мы будем возвращаться обратно из будущего, ты внимательнее присмотрись к своему настоящему с той стороны. И ты, я уверен, найдёшь в следующие разы другие способы проникнуть в будущее.
— Хорошо, — согласился я, но подумал: надо ещё в это будущее попасть, а то буду так вот безрезультатно вдоль линии настоящего ползать, а за монолит — ни шагу.
— И потом. Никто, правда, не знает и ты, наверное, будешь первым, кто узнает, как всё это выглядит. Но, я думаю, раз уж ты имеешь доступ к будущему, то путей у тебя в него должно быть много, а не один. Не только дыры, но и что-нибудь иное.
— Пока вот ничего, — пожаловался я, и тут моя рука провалилась в пустоту. — Ага!
— Что?
Подготовленный Симоном, я не растерялся от неожиданности и потому промолчал. Да и не смог бы в эти мгновения что-либо сказать. У меня свело челюсти от мысли: — Вот сейчас шагну в будущее, в век, даже века, быть может, о которых сейчас лучшие человеческие умы спорят, предполагают, говорят о них: кто с надеждой, кто со страхом, а кто и с иронией.
Не помню, что я там такое мечтал увидеть. Наверное, мои представления были так расплывчаты, что ничего от них не осталось.
Я стоял перед неведомым. Перед тем, о чём всё равно никогда нельзя сказать что-либо определённое. Даже будь я или кто другой на моём месте хоть о семи пядей во лбу.
Будущее!.. Читал Будущий век Беллами. Местами смешно, как он представлял наше время, но местами удивительно — до жути — достоверно.
Возник неожиданный в нашем положении вопрос к Симону, из какого он, собственно, будущего? До сего момента мне как-то на ум не приходило поинтересоваться этим. Сто, двести или того больше лет отделяет его время от нашего?