Действительно, если горы нельзя обойти или перевалить через них, так почему бы под ними не пробить туннель, дабы по нему всё дальше и дальше уходить в прошлое?
Конечно, построить такое в поле ходьбы — занятие сложное, практически невыполнимое, особенно с технической стороны дела. Но кто-то же уже догадался давным-давно до него о такой возможности и уже осуществил идею, проделав эту дыру под горой!
Впрочем, почему бы и нет? Ведь умудряется же Сарый перебрасывать какие-то вполне материальные мостки с «камушка на камушек» на своей дороге времени.
Но такое инженерное сооружение подвластно только титанам ходьбы во времени. Неужели они где-то здесь, в реальном мире, существуют и используют проход в прошлое, минуя все превратности предела поля ходьбы?
Так он словно в полузабытьи полулежал, потирал скулу, размышлял и смотрел на крутящееся непонятное нечто.
Но всё это улетучилось из сознания Ивана, когда нечто прекратило своё бешеное вращение и обозначило свою нелепую, по всему, искусственную конструкцию. Оно легко вспорхнуло на метр в высоту и выстрелило в сторону человека три тонких суставчатых щупальца. Они подхватили его, спеленали — даже не шелохнуться, руки прижаты, ноги оплетены — и поволокли в проём ворот.
Иван не успел даже вскрикнуть. Да и вскрикнул бы — так кто его мог бы здесь услышать?
Там, за чертой ворот вдаль простирался коридор, по высоте и ширине равный арке, и уходил куда-то под гору. Конца его Иван не мог видеть по простой причине — ворота, пропустив нечто, несущего человека, бесшумно захлопнулись, и наступила темнота.
Правда, свет какой-то был, но Иван не тратил времени на разглядывание стен и мрачного подземелья, он нашёл себе более важное занятие — тужил мышцы, пытаясь освободить руки и добраться до ножа или бластера. Путы хотя и не затягивались при его возне, но держали крепко.
Наконец, он понял тщету своих усилий, расслабился и обратил внимание на туннельное освещение — оно усиливалось.
Беглый осмотр ничего не дал, так как Иван висел вниз лицом и мог только отмечать неровности пола, да и то не все. Виной тому был розовато-сиреневый отсвет, заполнивший пещеру. Напавшего на него тоже не было возможности увидеть, даже уз, связавших его члены. Нечто бесшумно работало над его спиной и стремительно мчалось по подземному проходу к известной только ему цели.
Ну, не на обед же его несут!..
Иван даже плюнул с досады, выражая своё отношение к случившемуся с ним…
Всё теперь ему казалось странным с самого начала, с того самого момента, когда он сегодня ступил на дорогу времени.
Утром он выспался, одел подходящий к случаю костюм и подался на пару часов в начало семнадцатого века, в Испанию, на обед к хлебосольному дону Ираньесу. Оттуда вернулся, разбудил Учителя, чтобы тот поел, да и нельзя же полдня спать. Сарый вставал долго. Иван успел неторопливо переодеться в походную одежду.
Наконец кивнул на прощание полусонному Учителю.
— Куда ж это ты теперь? — полюбопытствовал тот без особого, правда, интереса.
— Прогуляюсь, — отделался короткой репликой Иван и погрузился в поле ходьбы.
Тут же почувствовал какой-то запашок, как если бы где-то далеко-далеко жгли костры из опавших листьев.
Обычно воздух в поле ходьбы нейтрален, но сейчас Ивану приятно было дохнуть полной грудью чуть прогорклый аромат, рассеянный в атмосфере, и пережить мгновение грустной ностальгии об утраченном — о том, что не произошло или произошло, но безвозвратно кануло в вечность.
Затем Иван отметил зеленоватый отблеск, падающий со стороны будущего. Он подкрашивал туман настоящего и, отражаясь от земли, уходил в прошлое.
Ни то, ни другое не показалось Ивану подозрительным или из ряда вон выходящим, потому что дорога времени, вернее само поле ходьбы непрестанно меняло свой вид. Его иногда пронизывали прорвавшиеся извне мимолётные лучики, быть может, солнечные, оттого здесь могло быть светлее, сумрачнее или темнее; даль иногда словно затуманивалась неуловимой шторкой примесей, а порой становилась хрустально прозрачной…
Проще, Толкачёв не задумался над тем — хорошо, что окружало его сегодня, или плохо. Для него хорошим становилось положение при открывании или сужении какого-либо закрытия, а плохим — его расширение или появление, потенциально ограничивающее, тем самым, свободу движения и проявления в реальном мире там, где хотелось бы.