Почему они вели себя таким странным образом, понять было трудно. Это могла быть реакция на случившееся с ними в недавней неравной стычке со своими бывшими собратьями по секте, а возможно, и то, что кушеры, подневольные Ждущему, всегда находились в таком заторможенном состоянии. Зато они не мешали длительной беседе своего предводителя с новыми, на их взгляд, могущественными единомышленниками.
– Мне быть кушером вначале понравилось… – как будто о лучших годах своей жизни проговорил Дигон и прикрыл подведённые тенями глаза.
– Чем же? Тем, что тебя потом лишили ориентации? – с насмешкой спросил Иван.
Разговор с Дигоном стал ему надоедать так же, как и Симону: за весь час они не продвинулись ни на йоту в понимании происходящего.
– Ну почему? – удивился Дигон вопросу Ивана. – Я же сказал, мне понравилось вначале. Сам посуди…
И то, правда, почему бы это ни могло понравиться Дигону? Ведь никто ему не мешал жить так, как он жил до встречи со Ждущим.
Кушеры собирались вместе редко, тем более, чаще всего в шатре Ждущего. К тому же появились те, кто обладал равными с ним способностями, так что у него уже не заходилось холодом сердце – кому это нужно, чтобы он мог проникать во время? И какова будет расплата за эту необычную способность? А тут многие могут то же самое и не считают это из ряда вон выходящим за пределы дозволенного, того, за что могут покарать.
– Кто – покарать?..
– Как кто? Боги Времени!
Иван фыркнул себе под нос.
Поистине: одни умеют петь, другие – слагать благозвучные восхваления, а они – кушеры – входить во время и выходить из него…
Иах продолжал умножать свой новый род, ведущий теперь начало от него самого: десятки сыновей и дочерей наполняли побережье, где располагалось его многолюдное становище, криками и визгом.
И так же ревностно служил Богам Времени, хотя, естественно, перестал верить в свою исключительность и в то, что он является неким Посланцем. Теперь он напористо стал менять амплуа придуманных им богов, ориентируя их на разные слои верующих, но не по положению в обществе, а по возрастному критерию.
Бог будущего времени – Слам – стал выступать Богом Судьбы, предназначенной молодому, только что вступающему в жизнь человеку; этот Бог мог внять чаяниям исключительно тех, кто молит их о своём будущем и ищет место для себя в нём.
Гильгуй – Бог прошлого времени – превратился в Бога предков, которому следует поклоняться в старости, когда пора уходить в прошлое и там иметь в своем распоряжении всё то, что было в этой жизни. А поскольку Гильгуй живёт в недоступных простому человеку подземельях, то он, вопреки самому Дигону, стал постепенно превращался в Бога подземного царства, где он правит, и куда уходят все.
Проще оказалось с Этишей – Богом текущего времени. Его статус не изменился. К нему следовало обращаться всегда, чтобы воздать ему за то, что есть в настоящий момент…
Иах так же ревностно продолжал давать отпор любым посягателям на его веру и пастбища, женщин и скот, и карать врагов…
Но вскоре он стал замечать и то, что сначала вызывало у него досаду, позже – недоумение, а потом – и желание противодействовать…
После последних слов, Дигон вдруг поперхнулся, цвет лица его налился кровью, он поник ухоженной головой, задумался и уже с натугой, словно взвалил на себя непомерную ношу, косноязычно продолжал:
– Ждущий – не человек. Он – в”ыг… Их род существовал очень давно. Но потомки этой разумной расы живут ещё как будто и сейчас, потеряв разум и одичав…
– Как давно они были разумными? – заинтересовался Иван.
– Были разумными? – эхом повторил вопрос Дигон и наморщил лоб. – Что я могу сказать? Он говорил… Утверждал, что в”ыги выжили, когда все умирали от чёрных бурь и холода. Они выжили в воде… Потом… Они вышли… да, вышли под мутное небо, и оно им не понравилось. Поэтому они оставались жить в воде… В ней было тепло… И поэтому они распространились по всему миру, отвоевав его у кого-то, кто тоже выжил…
Несмотря на невнятность произносимых слов и отрывистость речи, Иван зачарованно слушал Дигона: тот словно рассказывал сказку. Это было для него на грани фантастики. И в сказке, и в фантастике, правда и выдумки переплелись в неразрывную вязь, из которой нельзя выбросить и слова, чтобы не исказить или лишить очарования поведанного в них.
– Так что тебе не понравилось? – прервал затянувшуюся паузу Симон.
Его Дигон утомлял всё больше и больше, а восторженностью Ивана он не обладал.
– Он ест людей… – сказал через силу Дигон.
И сказка пропала.
– Что? – разом вскочили Учитель и ученик.
– Да… – Дигон запнулся, глаза его запали, он едва выдавил из себя: – Они едят людей и обезьян.