Они вышли под вечернее солнце, но воздух был ещё по дневному горяч и сух.
Небольшой, угрюмый провалами окон, деревянный дом стоял на косогоре почти над самой голубовато-молочной водой медлительной лесной речушки. Многовековые, дремучие в своей первозданной красе деревья подступали почти к самому дому, придавая ему сказочную таинственность.
Здесь явно никто не жил, и эти места давно не посещались. Трава заполонила всё, куда не шагнул лес, мох обильно покрыл стены из толстых брёвен, а на крутоскатной на две стороны крыше, покрытой дёрном, поселились и окрепли молодые деревца. Одно окно зияло проломом, за ним просматривалась голая пустота внутреннего убранства.
– Сколько же ты тут не бывал? – осматриваясь, спросил Сарый.
Симон усмехнулся.
– А ты как думаешь?
– Думаю, с того самого времени… Со встречи с Нуверишем.
– Правильно думаешь.
Прибывшие с ними ходоки пока что бесцельно топтались на месте, прибивая к земле траву.
Ивану здесь понравилось сразу.
Его всегда манил лес, такие вот укромы, где словно остановилась вечность: бесконечно и загадочно струиться прозрачная вода, то там, то тут бесшумно опадает листок, застыли метёлочки трав, а над головой – стрельчатые верхушки деревьев, неодолимым забором окружившие дом со всех сторон…
Дигон, житель пустыни и степей, опасливо жался к Ивану и подозрительно всматривался в сумеречную завесу.
– Так это он тут такое натворил? – глухо осведомился у Симона дон Севильяк, подходя вплотную к стене и заглядывая в глубину его через рваную дыру на месте окна.
– Он, – нехотя отозвался Симон. – Идёмте. Тут есть, где всем можно будет присесть.
Сарый вдруг счастливо засмеялся.
– Мне нравилось… Особенно, когда появлялись…
– Оставь, Камен! Не до воспоминаний.
За домом находился миниатюрный, под стать строению, дворик. Когда-то он был хорошо утоптан, оттого растительность так и не освоила этот пятачок земли, под ногами стлалась лишь кое-где низкорослая травка. В центре дворика вокруг большого пня были вкопаны для сидения торцы из более тонких деревьев. За годы поверхность их потрескалась и припорошилась толстым слоем трухи.
– Садитесь, – негромко пригласил Симон и жестом хозяина указал на столбики.
Сам он сдул пыль и прах с одного из торцов и сел в своей излюбленной позе: колени вперёд и прижаты, спина прямая, кисти рук на коленях.
Розоватый луч закатного солнца нашёл прогалину и упал на центральный пень дрожащим пятном.
После краткого рассказа Ивана об очередной схватке между кушерами на высотах древней Балтики и появлении среди них самого в”ыга в образе Дигона, ходоки долго молчали, предаваясь размышлениям.
– Дигон, ты, значит, знал, что Ваню могут встретить твои бывшие друзья? Каким образом?
– Кмеш сказал.
– Твой кушер?
– Нет. Синга.
– Объяснил, – хлопнул рукой по бедру Сарый. – Вот пример бестолковости, когда можно говорить, но ничего не понимать.
– Да уж, – подтвердил дон Севильяк.
– Кто такой синга? – терпеливо осведомился Симон.
– Это… мой… У меня в шатре… Он…
– Не надо, – остановил объяснения Симон. – Что он тебе сказал?
– Сказал, что Маршрак приходил ко мне, а меня не было… Я догадался, что в”ыг решил поймать КЕРГИШЕТА моим видом…
Дон Севильяк даже головой потряс, чтобы уяснить услышанное.
– Сложно, но понятно, – поторопился сказать Иван, чтобы не слышать реплик от дона Севильяка. – Он часто так преображается?
– Он любит, когда становится похож на того, кто к нему приходит, чтобы напомнить, кто он такой.
– Артист, – покачал головой Симон.
– Развлекается, значит, – буркнул Сарый.
– А что ему делать? – горячо проговорил Иван. – Ждать да догонять, сами знаете. А он ждёт! И ждёт, может быть, всю жизнь…
В течение двух следующих минут Иван изливал свои мысли о Ждущем как о несчастном существе, о своём отношении к нему. И в конце выпалил:
– Я к нему сам пойду и поговорю! Просто. Не как Тот, Кто Остановит Время, а как ходок к ходоку.
– У вас, Ваня, мозги разные, – после длительной паузы без язвительности и ужимок заявил Сарый. – Вы друг другу можете просто не понравиться, а если и понравитесь, то не сможете понять. Опять же друг друга. Разные цивилизации, совершенно разные классы живых существ, и, наверняка, совершенно отличная мораль. Ты ему о своём, он тебе… Кстати, и что ты ему скажешь? Нельзя-де, так плохо себя вести, коль скоро он к нам пришёл как гость? Или проваливай, мол, по добру – по здорову из нашего времени к себе?
– Да уж, – бросил дежурную реплику дон Севильяк.
– Маршрак…
Иван не дал Дигону высказаться.
– Вот это вы мне, мои уважаемые Учители, и подскажете, о чём и как с ним говорить. У вас опыт встреч, наверное, на порядок выше моего. И возможно, с подобными типами… Или мы станем на тропу войны? Вернее, дорогу войны в поле ходьбы? Но ещё неизвестно, чем она для нас кончится. Оттого, может быть, что мы сейчас вступим в эту войну, ходоков в будущем не осталось…