А он уходит в прошлое, ориентируясь лишь на закрытия в поле ходьбы. Если суша и ничего особенного, – выходи в реальный мир безбоязненно, а уж если море, действующие вулканы, гиблое место, – ни-ни. Да он никогда и не собирался выходить там, где нет места, куда ступить ногой.
До сего дня он почему-то не задумывался об этом.
Может быть, потому, что для истории Земли даже такой громадный промежуток времени как пятьсот тысяч лет – миг, в течение которого что-то, наверное, меняется, но не кардинально…
Точек, где можно погрузиться в воду на планете много, поведал дальше в”ыг.
Одна из них, которой пользовался сам Ждущий, находилась в тысяче двухстах километрах от стойбища Иноаха почти в центре Индийского океана. Там, за десять тысяч лет до сегодняшнего их разговора, будет существовать небольшой остров.
Там они договорились встретиться, чтобы уйти в прошлое.
Через два дня настоящего времени для Толкачёва, он был готов посетить мир в”ыгов. Эти дни ушли, как ему хотелось думать, на надлежащую экипировку. Но получилось так, что он довольствовался той, к которой уже привык: куртка, сапоги, заплечный мешок с оружием и съестным набором на первое время. Ждущий заверил, что его соплеменники, знающие в пище толк, помогут подобрать ему безвредную для здоровья еду.
Но вся эта подготовка на самом деле заняло нее более часа.
Все эти дни он готовился, в основном, морально и вволю отсыпался, справедливо считая, что ничегонеделания у него в ближайшее время долго не будет.
…На скалистом островке, бедном растительностью и живностью, Иван провёл битых шесть часов после назначенного времени, но в”ыг так там и не появился.
С мыслью высказать тому всё своё негодование, Толкачёв объявился в становище Ионахов.
Здесь царило смятенье.
На месте, где совсем недавно красовался лучистый шатёр Маршрака, зиял глубокий колодцеобразный карстовый провал, на дне которого отсвечивала вода с плавающим телом человека.
Иван узнал его с первого взгляда. Это был Стэн.
Поскольку от ионахов из-за незнания языка ничего не удалось добиться, а ждать, когда лингвам соизволит разобраться и подсказать, как с ними обращаться, он не мог, то бросился к Дигону, наведя панический ужас своим появлением на «Богов Времени» местной закваски в его шатре.
Дигон долго не мог понять, что так взволновало КЕРГИШЕТА, так как у него были свои заботы. Сегодня он увещевал своих жрецов времени, выказывая им своё неудовольствие.
Вернувшись с кушером к ионахам, Иван узнал со слов местных, переводимых Дигоном, что утром этого дня земля под становищем мелко задрожала, послышался какой-то гул, а потом раздался страшный вопль Маршрака.
Такого здесь никогда ещё не слышали. После чего шатёр вместе с Маршраком истаял на глазах испуганных свидетелей, а земля на том месте, где он стоял, с грохотом провалилась.
– Мне жаль их, – резюмировал Дигон неразборчивую речь ионахов.
– Они при чём?
– Их теперь никто не будет бояться, – пояснил Дигон. – Когда долго кого-то боятся, то потом перестают, потому что нечего бояться. И все теперь будут притеснять их.
– Это зависит только от них, – бросил Иван.
Он долго простоял над ямой, размышляя над случившимся.
Напрашивался один, как ему показалось, вывод: пирамида хидра всё-таки рухнула, увлекая Ждущего туда, откуда он пришёл в мир людей. Трудно было сознавать, что его миссия, подходящая к концу, не свершилась…
Труп Стэна подняли наверх только к вечеру. В становище не нашлось достаточно длинных верёвок, а те, что были, выполняли определённую нагрузку и не могли быть использованы Иваном для того, чтобы опуститься в провал. Дигон также разводил руками: зачем людям такие длинные верёвки? Пришлось добывать нужную снасть в своём времени простым воровством, как это ни претило делать Ивану. Он проявился на складе строительно-монтажной организации, где когда-то работал прорабом и знал, где что лежит, и умыкнул целую бухту, с намерением её вернуть на место, когда поднимет Стэна.
Ему самому пришлось опуститься вниз, там он накинул петлю на ногу погибшего кушера. Опускали и поднимали его все мужчины-ионахи во главе с Дигоном.
Стэна подняли, положили на землю. Лицо его было синим. Дигон ему, даже мёртвому, не простил.