– Ну а теперь, Ваня, к нам. К передовому будущему. Надеюсь, ты воспользуешься нашими методами передвижения во времени?
Иван беспомощно оглянулся на Симона.
– Я не понял…
Алекс тоже посмотрел на Симона.
– Ты разве не говорил ему?
– Не было случая для разъяснений, – отозвался Симон. – Ваня, я же тебе говорил, что мы с тобой, приходя сюда, находимся на грани устойчивого будущего. Алекс живёт и работает здесь, но его настоящее время рождения и пребывания – у передового будущего. И он тебя приглашает посетить его.
– А-а…
– К тому же ты уже почти побывал там, когда тебе ставили лингвам.
– А-а…
Алекс цепко взял его за руку выше запястья, будто силком хотел утащить неизвестно куда.
– Пойдем к трансферу. От него до нашего настоящего пробиты стабильные временные каналы с лифтами. Так что мы быстро и комфортабельно проскочим полувековой отрезок… Сюда.
В прошлый раз для постановки лингвама его посадили, как он теперь понимал, во временной лифт прямо в комнате Маркоса. Сейчас же они прошли недлинным коридором, схожим со всеми коридорами института. Под ногами, словно в замке Пекты, знакомая ковровая дорожка, проложенная мимо цветов и тишины. Вскоре за стандартной дверью они очутились в комнате, освещённой мягким светом. С десяток простых кресел теснились в ней.
– Сядем… – пригласил Алекс. – И – поехали!
Свет дрогнул, погустел и несколькими секундами позже вновь загорелся ровно и приятно для глаз.
– Всё, Ваня.
Выходом служила та же дверь, а за ней всё как будто оставалось тем же самым: и коридор, и дорожка, и цветы в нём, и стол Алекса стоял тут же, и пульт, и экран на стене. Только в проходе между комнатами, ведущем к Маркосу, исчез громоздкий куб какого-то устройства. Проём теперь закрывала верёвочная, с замысловатыми узлами штора, похожая на виденные Иваном в кино поделки развлекательного – кафе, рестораны – ренессанса девятнадцатого и начала двадцатого столетий.
– И что же, – осторожно задал вопрос Иван, – Маркос к этому вре-мени умер, наверное?
– Да, уж лет пятнадцать назад.
– А… – Ивану долго не удавалось коротко сформулировать ещё один вопрос. Он помолчал, соображая, и спросил всё равно длинно и путано: – А как вы обходите парадокс смещения встреч? Я вот увидел Маркоса уже взрослым, поэтому увидеть его в более юном возрасте я его как будто не могу… А вот ты можешь увидеться с ним, с тем, когда он существовал до вашего первого знакомства?
– Мы это называем просто парадоксом встреч. И он нас тоже волнует. Казалось бы, чего проще, раз я могу передвигаться во времени. То и встретить мне можно, по идее, кого угодно и когда угодно. Хотя бы и себя самого. Но и мы в таких случаях находим закрытие. Совершенно неясное дело. Совершенно!!! – Он взъерошил волосы и стал походить на карикатурного учёного из юмористического журнала. – Даже в общем виде задача не решена! И нет ни одной вразумительной гипотезы по поводу этого парадокса. А он есть, мы-то с вами знаем… Будет охота, – поговорим на тему парадокса встреч, а сейчас иди-ка в комнату Маркоса, мы её так и называем до сих пор. Там тебя ждут твои друзья.
Встреча с аппаратчиками, вызволенными Иваном из временной ямы, прошла весело и непринуждённо. Оказалось, поговорить они любят не меньше современников ходока. Пошутить и подшутить друг над другом – тоже.
Иван не заметил, как пролетело несколько часов общения. Алексу пришлось напомнить, что пора бы и разойтись, а аппаратчикам заняться своими делам.
– А ты, Ваня, возвращайся домой. Мы подготовим всё к твоему выходу в будущее, тогда тебя и позовём.
– Но это туда и обратно. Ваше время для меня не существует.
Алекс кивнул.
– Для нас твоё время тоже не существует. Так что мы тебя позовём и назначим момент твоего у нас появления, а ты сам решишь, когда тебе к нам придти. До свидания.
– До свидания, – сказал Иван и зябко повёл плечами от остро пронизавшей его мысли.
Вот о чём они сейчас говорили?
Их время не существует для него, а его – для них!
И как это понимать, если здраво подумать? Впрочем, здраво с точки зрения нормального человека, не ходока…
И даже для ходока… Для него самого, в конце концов.
Неприятные откровения
– Ваня! – ахнул Сарый, с несвойственной ему резвостью бросаясь к лежащему на полу Толкачёву. – Где же тебя так? Кто же тебя так, Ваня?.. Ай-ай!
Из разбитого носа КЕРГИШЕТА сочилась кровь. Губы вспухли, вывернулись наружу. Левый глаз наливался синевой. Поднимаясь, он протяжно простонал:
– Н-не знаю-ю.
– А где был?..
– В…в древнем… Вавилоне.
– Опять!?. – схватился за голову Сарый, изображая крайнюю степень возмущения учеником. – Опять тебя понесло. И опять с бухты-барахты. Ну, зачем ты туда ходил, в этот рассадник бандитизма? Там же порядочному человеку делать нечего. Ты думаешь, о Вавилоне вспоминают лишь из-за строительства вавилонской башни? Но это сказка. А известен он потому, что люди из него убегали не из-за божественного вмешательства, а чтобы остаться живыми… Ай, Ваня, Ваня!