– Нав-вуходон-носор… – Иван едва выговорил опухшими губами имя правителя Вавилона, на которого хотел посмотреть.
– Ваня! На кой тебе этот спесивый… этот напыщенный…этот… – Сарый почти захлебнулся в возмущении. – Что ты за бестолковщина, честное слово! Спросить бы надо, как, что и куда? Подсказал бы, а так вот… Когда ты образумишься?
– Образумили вот… – сквозь зубы выдавил Иван. – М-м… Всё тело скрипит… Едва до дому дошёл. Налетели, гады, в темноте. Откуда только взялись?
– Откуда, откуда? – замахал руками Сарый, не зная, чем ещё выразить своё негодование поступком ученика. – Рот не надо разевать!.. Ты же, наверное, шёл и… Так когда-нибудь всё-таки нарвёшься…
– Ну, уж… Я им тоже отметин понаставил. Запомнят меня надолго!
– Оно и видно… Тебе легче оттого?
Иван отмахнулся, приложил к лицу мокрое полотенце, оставляя на нём разводья сукровицы.
– Симон был?
– Был. Тебя зовёт Алекс.
Иван с удивлением осмотрел своё лицо в зеркале.
– Да, хорош… Ничего не скажешь… Ц-ц-ц… Ладно!.. Поем и пойду.
– Сходи, сходи. И… будь там осторожнее. – Сарый помолчал, ожидая, не скажет ли чего ещё Иван, но тот был занят собой. – В прошлом я всегда боюсь людей, а в будущем… самого будущего.
– Мораль? – Иван приподнял голову, чтобы из-под припухших век лучше разглядеть Учителя.
Сарый сложил на животе руки, ладонь на ладонь. В красивых его глазах затаилась печаль.
– Никакой, Ваня, морали, – так же печально произнёс он. – Только не забывай, что и в прошлом, и в будущем твоё появление не объясняется ни ходом истории, ни логикой природных преобразований, ни развитием биологических последовательностей и самой эволюцией.
– Ну и ну, дорогой Учитель, – Иван с замешательством и удивлением глянул на Сарыя. Он от него такой учёной тирады не ожидал. – Но… Волков бояться – в лес не ходить.
– Да, оно так, конечно. Но ты всё-таки помни об этом. Забвение, казалось бы, простых истин, чревато, Ваня, неприятностями, о которых иногда даже не подозреваешь.
Ивану стало не по себе от слов Сарыя. В них затаилось нечто обидное или, вообще, постыдное. Как будто приоткрыли неприметную дверь в давно обжитом, приспособленном к жилью и до конца изученном доме, а за ней – хаос не уюта, сводящий на нет все заботы о наведении порядка в доме к приходу гостей.
– Учитель, то, что ты сказал, слишком серьёзно, чтобы сразу до конца понять странность твоего предупреждения.
– Не так уж оно и странно, если поразмыслить. Ты ведь давно на себе это почувствовал.
– То я. Я же не… А… Симон?
– Того же мнения.
– И дон Севильяк?
– Каждый ходок, Ваня, рано или поздно приходит к тому же выводу.
Утоляя боль, Иван опять приложил к лицу холодное, влажное полотенце.
– Послушаю порой ваши откровения, – сказал он с горечью, – и в прорабы снова хочется податься.
Сарый покачал головой.
– Никуда ты уже, Ваня, не денешься. Во времени ходить – что любить. А любовь… Сам знаешь. Бегай, топись или в прорабы уходи, а от неё не избавишься. Вот так-то, Ваня.
Сарый многозначительно тряхнул головой.
– Любовь зла, думаешь?
– Зла, Ваня.
Нечаянный разговор с Учителем заставил Ивана, будто бы очнуться от наваждения, в котором он пребывал, непрестанно уходя то в безумные глубины прошлого, то в будущее, то, производя глупые набеги во временную округу. Все его действия уподоблялись качанию на качелях: взад-вперёд – без единой серьёзной остановки, чтобы отрезвить голову после качки и подумать о перемене развлечения.
Пора что-то делать своё. Именно делать, а не быть на побегушках, – отчаянно думал он, идя в будущее. – Делать что-то кому-то нужное, полезное. И не только для тех, кто уже прожил свой век и покрылся патиной времени, но и для тех, кто еще придёт на смену через десятки лет, и для тех, кто живёт рядом с ним в настоящем. И других ходоков не забыть бы.
Пора что-то делать…
Но что?
Вот вопрос вопросов. А ответов пока никаких…
От Ивана
Я стал на дорогу времени в передовом будущем.
Поле ходьбы терялось в тревожном полумраке, окружившем меня. Земля под ногами не имела привычной плотности, и мои ноги погрузились почти по щиколотку в…
Во что?