Она даже стала побаиваться его.
В Кап-Тартаре Ил-Лайда побывала уже не однажды, но всякий раз ей приходилось со стоном и слезами на глазах от боли и бессилия протискиваться сквозь бесконечный строй столбов.
В первый раз, когда её наставница Умалака заставила пройти с ней «в мир возвращения молодости», Ил-Лайда подчинилась, но не поверила ей, подумав, что Учительница в тот раз подготовила для неё очередное наказание. Оно, возможно, было подсказано отцом Ил-Лайды, тоже ходоком, за какие-то неправильные действия или поведение на дороге времени. И по его наущению Учительница завела её умышленно в тесный каменный лабиринт.
В Кап-Тартар она прорвалась в изодранной одежде, со зреющими синяками и кровоточащими царапинами, а вернулась оттуда практически обнажённой, растеряв остатки одежды на обратном пути, хотя он и был намного легче.
Она рыдала в руках у наставницы, та, как могла, успокаивала её, говоря о необходимости временницам бывать в том, труднодоступном мире. Ей самой приходилось тоже несладко: надо было идти по зыбучим пескам, норовящим втянуть в себя и поглотить человека.
Зато поход в Кап-Тартар стоил того, он всегда манил к себе Ил-Лайду. Ей там было легко и просто, там она оставалась чаще всего без опеки со стороны отца, да и наставница отпускала её одну погулять по бесконечному парку, где так приятно было искупаться в холодных водах озёр, послушать пение птиц и помечтать о чём-то недоступном или запретном…
Однако каждого перехода она боялась до слёз.
Конечно, появился опыт, удалось подобрать такую одежду, которая после возвращения никуда больше не годилась, как на выброс, но тело её хотя бы оставалось прикрытым и её появление в реальном мире не так сильно шокировало прислужниц, как это случилось после первого её возвращения из Кап-Тартара.
Сегодня вот, если верить опять же Манелле, всё должно было выглядеть совсем по-другому. Она, поверив ей, не стала облачаться по-походному, а пришла сюда в таком виде, в каком привыкла одеваться с детства – в лёгкое, свободное. И всё же предстоящий переход волновал и страшил её не меньше предыдущих…
Иван вышагнул из небытия для оставшихся ходоков и рассеянно оглядел их, приноравливаясь к захвату. И тут он наткнулся на горящий и умоляющий взгляд Ил-Лайды.
То, что они сделали в первое мгновение после встречи взглядами, совершилось, словно помимо них.
Она потянулась к нему, он подхватил её упругое тело, и прижал к себе как драгоценную ношу, а её руки обвили его шею. Из её полу сомкнутых губ вырвался облегчённый стон свершения задуманного, при этом она не сводила с лица Ивана настороженных зеленоватых глаз, смущая его несказанно: ведь точно так же доверчиво и тепло приникала к нему Напель…
Напель…
Он вздрогнул, как будто очнулся от полузабытья. Кто-то из ходоков за его спиной весело сказал:
– Пусть несёт одну. Она того стоит.
– Что ему остаётся, – явно с усмешкой пробормотал другой.
Ивану же было не до них.
Повернувшись к барьеру, чтобы сделать те несколько шагов, коих ему до того хватало для его преодоления, он поразился сильным и неприятным переменам – шторка между мирами загустела, по ней пробегали быстрые змеистые молнии. По ту сторону едва просматривались размытые контуры поджидающих его ходоков и временниц.
Его Кахка изменилась…
Он на некоторое время остановился, стараясь осмыслить, что произошло и чем это могло быть вызвано? Изменением в самом пограничном пространстве? Или в том повинна Ил-Лайда, так как барьер для неё может быть непроходим?
Этих нескольких мгновений ему хватило, чтобы принять решение.
Во-первых, барьер всё-таки просматривался насквозь, а во-вторых, в том и в другом случаях он всё равно должен его пройти и вывести Ил-Лайду и оставшихся ходоков. Поэтому, не сказав ни слова, ни девушке, ни мужчинам о внезапно возникших переменах, он упрямо сделал первый, потом последующие шаги к барьеру.
Переход затянулся и происходил в каком-то тумане, прорезаемом яркими вспышками. Сам Иван практически ничего особенного не испытывал, кроме неприятного ощущения оттого, что по ту сторону он видит ходоков невдалеке, а приближается к ним едва-едва. Правда, вокруг как будто похолодало, но он, напротив, согрелся, так как все его силы и внимание были заняты Ил-Лайдой.