И тогда я принял решение пойти к Михаилу Борисовичу в следственный изолятор, поговорить с ним и понять, какие задачи он хочет поставить передо мной, надеется ли он с моей помощью и с помощью моих коллег доказать свою полную невиновность и готов ли он к негативному исходу.
Я хорошо помню, что сказал Михаилу Борисовичу при первой встрече:
– Понимаете ли вы, что ни я, ни все лучшие адвокаты страны, ни вся адвокатура в целом не смогут вам помочь сейчас, когда конфликт между вами и властью зашел так далеко? А если вы это понимаете, то объясните, для чего я вам нужен?
И Ходорковский, не задумываясь, ответил, что он прекрасно понимает, какой исход, скорее всего, ожидает обвиняемых. Но при этом ему важно, чтобы общество услышало правду из уст уважаемого профессионала и чтобы все фактические и юридические доводы в его защиту были высказаны и услышаны, а там уж… чем черт не шутит… На этих условиях я согласился принять его защиту»[10].
Помимо процесса в Мещанском суде Генрих Павлович участвовал в кассационном заседании Московского городского суда по первому делу Ходорковского и Лебедева, а также работал над надзорными жалобами, последняя из которых была направлена в Судебную коллегию по уголовным делам Верховного суда РФ в середине 2006 года.
Состояние здоровья не позволило ему включиться в защиту по второму делу, поскольку это было связано с регулярными шестичасовыми перелетами в Читу, где проводились следственные действия. Во время процесса в Хамовническом суде Москвы он в самом начале приходил туда и с разрешения председательствующего встречался с Ходорковским. Внимательно следил затем за ходом событий, давал интервью в СМИ, выступал на телевидении.
Одним из весьма авторитетных и уважаемых защитников Ходорковского был и остается питерский адвокат Юрий Шмидт. В адвокатуре он с 1960 года, с конца 1980-х годов участвовал во многих «резонансных» уголовных процессах, имеющих общественную значимость, а зачастую еще и политическую обусловленность. В 1991 году создал Российский комитет адвокатов в защиту прав человека. Шмидт активно занимается правозащитной деятельностью, за что неоднократно награждался. Так, в 1997 году получил высшую юридическую премию России «Фемида» и титул «Адвокат года», в 1999 году был удостоен премии Международной Лиги прав человека, в 2000 году Международная Хельсинкская федерация присудила ему впервые учрежденную Награду признания.
В феврале 2012 года Юрию Шмидту за многолетнюю практическую работу по продвижению верховенства закона и независимой судебной системы, а также международное признание его как правозащитника был вручен Командорский крест ордена «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия». Когда по этому поводу он давал интервью немецкой Deutsche Welle (3 февраля 2012 г.), ему был задан вопрос о том, не обидно ли, что в России его обошли государственными наградами. Всегда предельно откровенный в своих высказываниях, Шмидт ответил: «Во-первых, в российском правительстве нет человека, которому пришла бы в голову мысль наградить меня. А во-вторых, от этого правительства я не согласился бы получить в награду ничего, даже конфетный фантик».
Нам, своим коллегам, Юрий Шмидт рассказывал, что, когда появилось на свет «дело ЮКОСа» и методы расправы с компанией и ее руководителями не оставили сомнений в неправовой мотивации задействования мощнейших сил уголовной юстиции, он сразу понял, что его место в рядах доверенных лиц Михаила Ходорковского. Получилось так, что если на первом процессе ему досталась защита по налоговому обвинению по ст. 198 УК РФ, то по второму делу Шмидт развернулся в полный рост на ниве правозащитной деятельности, успешно вычленяя из обильной фактуры убедительные свидетельства наличия политической основы преследования наших подзащитных.
Прошедший, как говорится, огонь, воду и медные трубы, Юрий Маркович не особенно стеснялся в выражениях, когда начинал говорить о том, как ведут себя власти по отношению к ЮКОСу, его сотрудникам и основным акционерам. И, надо признать, его возраст и опыт были тем тормозом, который, как правило, задерживал на какое-то время негодующую реакцию судейских деятелей на выслушиваемые нелицеприятные откровения.
В первом процессе координатором команды Платона Лебедева был Евгений Бару – известный московский адвокат с без малого сорокалетним стажем. Ему принадлежит заслуга подбора в успешно проработавшую свыше восьми лет группу единомышленников, каждый из которых отлично знал свое дело. Сам он, помимо руководства командой, сосредоточился на работе по подготовке материалов для Европейского суда и текста соответствующих жалоб, включая медицинскую часть проблемы, связанную с неудовлетворительным состоянием здоровья Лебедева и качеством оказываемой ему в условиях СИЗО врачебной помощи.