– Однако вы выразили несогласие с решением моих начальников атаковать силы некронов.
– Да. Я думал… Я не знаю, полковник. Когда я увидел, чего смогли мы – вы – добиться здесь… Два месяца назад я не смог бы в это поверить, но мы все-таки заставили некронов отступить. Мы бьем их, мы действительно их побеждаем!
– И вы пересмотрели ваше мнение?
– Думаю, если завтра все пройдет по плану, если гробница некронов будет уничтожена, а этот мир спасен, тогда значение этой победы для Империума… И все же… я не могу не думать о ее цене. Я не знаю, полковник. Я просто не знаю, и, возможно, в этом и проблема. Возможно, я уже слишком стар, и слишком многое видел.
– Может быть, – сказал полковник, – что после завтрашнего боя 186-й пехотный полк Корпуса Смерти Крига перестанет существовать. Наши потери таковы, что, возможно, оставшихся солдат направят в другие полки Крига на этой планете. Я был бы горд знать, что наша жертва была не напрасной, что о ней не забудут.
– А долг Крига перед Императором? Он будет тогда уплачен?
Полковник не ответил на это. Костеллин и не ожидал, что он ответит. Вместо этого полковник заметил:
– Вы больше не носите руку на повязке.
– Квартирмейстер сказал, что поврежденный нерв вылечен. Правое плечо немного стянуто, но, кроме этого все…
– Тогда завтра вы будете сражаться вместе с нами?
– Конечно. Самое меньшее, что я могу сделать, прежде чем приму новый пост – исполнить до конца свой долг на этом.
Полковник одобрительно кивнул и сказал Костеллину, что в таком случае они увидятся завтра. Он четко повернулся и ушел, и комиссар некоторое время размышлял в одиночестве, прежде чем снова открыть ящик стола.
Он закрыл его ногой, почему-то смутившись, когда пришел полковник. Теперь он собирался сделать то, что должен был сделать три недели назад. Взяв маску и противогаз, он вышел в космопорт и передал их первому попавшемуся квартирмейстеру.
– Найдите им достойное применение, – сказал Костеллин. – Последний солдат, который носил эту маску, погиб как герой.
У ПОЛКОВНИКА был заготовлен еще один сюрприз.
Холодным предрассветным утром, обращаясь к солдатам, он достал из своей шинели небольшой прозрачный куб из какого-то желтоватого материала. Внутри куба был виден некий предмет белого цвета и неровной формы, в длину больше, чем в ширину, заостренный к концу, как маленький примитивный нож.
– То, что нам предстоит сегодня, настолько важно, настолько велика вера наших генералов в этот недостойный полк, что они смогли получить для нас вот этот… – голос полковника преисполнился благоговения, -… этот фрагмент кости черепа полковника Юртена.
По рядам криговских гвардейцев прокатился приглушенный шепот – самая человеческая реакция, которую Костеллин когда-либо замечал с их стороны.
– Я не могу помыслить, что есть иной человек, более достойный нести эту реликвию, – сказал полковник, – осенять ее священным светом нашу скромную службу, чем наш комиссар.
Совершенно не ожидавший такого Костеллин почтительно принял куб. Он держал реликвию в ладонях, любуясь ею, и, хотя в душе был не слишком впечатлен – он думал, сколько еще таких реликвий могло быть быстро изготовлено, если остальные три полка на Иеронимус Тета тоже получили их – но он чувствовал, как ее присутствие тронуло этих непоколебимых людей, как подняло их дух, и знал, что уже одно лишь это делало этот маленький куб воистину драгоценной вещью.
Он не знал что сказать, но все ждали, что он что-то скажет. И Костеллин, прочистив горло, вспомнил, чему его учили, казалось, целую вечность назад, и начал речь, которая вначале хотя и была сдержанной, но вскоре стала более уверенной и пылкой, и, в конце концов, оказалась, по собственному мнению комиссара, самой лучшей, самой вдохновляющей речью за всю его многолетнюю службу.
Потом над развалинами города взошло громадное красное солнце, и время слов закончилось. Полковник-186 отдал приказ выступать, и воздух наполнился ревом заводившихся моторов и дымом выхлопных газов.
Три огромных бронированных «Горгоны» шли в авангарде, каждая из них везла целый взвод в своем открытом десантном отделении. Эти грохочущие гиганты, весившие более двухсот тонн каждый, крошили обломки зданий под массивными гусеницами, пробивая путь своими бронированными носами не только для себя, но и для машин, двигавшихся за ними.
Конечно, для всех солдат транспорта не хватило, и между «Кентаврами» и буксировавшими тяжелые орудия «Троянцами» двигались колонны пехоты, состоявшие примерно на одну половину из гвардейцев Корпуса Смерти, на другую – из солдат СПО. Их форма была грязной и рваной, и многие из них были ранены. Из тех, что сражались три недели назад, осталось не больше половины, а завтра их останется еще меньше, но они шли в бой с гордостью, подняв головы.