Каждое утро, задолго до рассвета, когда караван возвращался к жизни и машины с гулом стремились прочь от ночной стоянки, Иеремия размышлял о неумолимой действительности. Ведя «Эскалейд» в конце колонны, окруженный облаками выхлопных газов и пыли, пока конвой прокладывал путь через болотистые прибрежные окраины и наводненные ходячими рыбачьи деревушки, он успевал подумать о многом. Это и в самом деле последние времена, великолепие ужасов Упокоения, и эти злополучные бедуины – несчастные души, оставленные позади. Если Бог хочет, чтобы Иеремия остался, скитаясь по гниющим землям ада, растягивая пустое существование, страдая от голода, истончаясь, пока все не станет прахом, так тому и быть. Он использует эти буйные времена к своей выгоде. Он станет одноглазым королем в стране слепых. Он преуспеет.
Потом, одним вечером у покинутого палаточного лагеря в нескольких милях от Панамы, все изменилось.
Возможность заявила о себе ровно в восемь вечера шелестом в окрестных лесах, очень тихим поначалу, но достаточно громким, чтобы Иеремия его заметил во время обычного обхода лагеря. Он приобрел привычку бродить в одиночестве вокруг поставленных кругом машин, чтобы следить за настроением собратьев по путешествию. Также не вредно пожать протянутую руку, поприветствовать лишний раз новых товарищей и немного позаниматься рекламой. В эту ночь кольцо машин, грузовиков и людей ограждал от леса древний забор из длинных жердей, протянутых между столбами. Когда-то он был усилен – может, упрямые клиенты кемпинга окапывались здесь в первые дни после Обращения – спутанной ржавой железной проволокой. Свернутая гармошкой лента шла по всей длине ограды, окружавшей десять акров лагерной территории. На редких стыках виднелись ворота, установленные между большими столбами. В основном они были заперты на висячие замки. Иеремия замер в полумраке; закат уже почти сменился тьмой, большая часть путников в фургонах и спальниках.
Его сердце начало тяжело биться; звук нескольких ходячих, неуклюже слоняющихся поблизости, вызвал к жизни идею, и она, сформировавшись полностью, развернулась в его сознании.
Глава четвертая
Во тьме, у северо-западного угла ограды Иеремия щелкнул пальцами. За оглушительным стрекотом сверчков звуки щелчков были едва слышны. Иеремия знал о таящихся опасностях. Он словно канатоходец, идущий по натянутому над пропастью канату. Слишком многое может пойти не так. Если его застукают, это станет концом его господства на земле, а Иеремия сильно сомневался в том, что святой Петр и ангельское воинство встретят его у жемчужных врат с распростертыми объятиями.
Он щелкал вновь и вновь и вскоре услышал неуклюжие шаркающие шаги. Они все ближе. Теперь Иеремия увидел силуэты. Трое – двое мужчин и женщина неопределенного возраста – медленно продирались сквозь подлесок. Головы их были наклонены, челюсти непрерывно работали, и чем ближе, тем отчетливее слышался знакомый, похожий на рычащий скрежет пилы звук, который порождали их ненасытные глотки.
Зловоние усиливалось. Иеремия вытащил из заднего кармана бандану, быстро повязал поверх лица – словно грабитель банка – и продолжил размеренно щелкать пальцами. Зазывать их. Подманивать. Запах стал непереносимым, будто проповедник засунул голову в наполненную прожаренным дерьмом печь. Он протянул руку и открыл калитку.
Главное – правильно рассчитать время. Подобно бабуинам в клетке, твари могут начать шуметь, если их разбудить. И даже если они будут послушными тихонями, один их запах насторожит собрата по каравану, заставит того выбраться из фургона. Продолжая выщелкивать отрывистый ритм большим и указательным пальцем, Иеремия начал отходить от ограды, осторожно выманивая монстров в проем.
Троица по-прежнему держалась вместе. Они топтались в северо-восточном углу загона. У одного из мужчин не хватало левого глаза, вместо него вывалившийся изодранный мешок из артерий и мяса. Женщина выглядела так, будто до обращения разменяла девятый десяток. Ее дряблая морщинистая плоть свисала с костей, как индюшиная бородка. Челюсти продолжали работать, грызя и перемалывая воздух; казалось, будто они с такой же легкостью разорвут металл. Запах – словно из могилы, скрытой под слоем навоза.
В полной тишине Иеремия торопливо вел их к задней двери кемпера отца Мерфи.
Финал первого акта – самое сложное. Иеремия первым добрался до фургона, сохраняя дистанцию в пятьдесят шагов между собой и ходячими. Совсем немного: учитывая скорость, с которой твари волочат ноги, они покроют расстояние меньше чем за минуту. Стараясь не шуметь, он украдкой попытался открыть заднюю дверь.