Софи глядела на голубой самоцвет у Хоула в ухе и передавала ему яйца по одному.
– Что я здесь делаю, молодой человек? – переспросила она. После всего, что она видела в замке, ответ напрашивался сам собой. – Да я же ваша новая уборщица.
– Неужели? – удивился Хоул, одной рукой разбивая яйца и бросая скорлупу в огонь, где Кальцифер пожирал их, урча и чавкая. – А кто вам это сказал?
– Я, – отозвалась Софи и благочестиво добавила: – Навести чистоту в вашем доме мне по силам, однако очистить вас от скверны я не могу.
– Хоул вовсе не скверный, – возразил Майкл.
– Еще какой скверный! – напустился на него Хоул. – Ты, Майкл, забываешь даже о том, как невероятно скверно я себя веду непосредственно в данный момент! – И он дернул подбородком в сторону Софи. – Что ж, если вам, сударыня, так уж хочется быть полезной, разыщите ножи и вилки и расчистите стол.
Под столом отыскались высокие табуреты. Майкл принялся выволакивать их оттуда и расставлять вокруг стола и разгребать всякий хлам, чтобы освободить местечко для ножей и вилок, которые он вытащил из ящика в столе. Софи пошла ему помогать. Само собой, Хоул вовсе не должен был ей радоваться, но пока он даже не намекнул, что ей можно остаться после завтрака. Поскольку особой помощи Майклу, похоже, не требовалось, Софи зашаркала к трости и медленно и нарочито аккуратно установила ее в кладовку для метел. Когда и это не привлекло внимания Хоула, она провозгласила:
– Если хотите, можете назначить мне испытательный срок на месяц.
Хоул не ответил ничего, кроме «Майкл, тарелки, пожалуйста», и поднялся, держа в руках дымящуюся сковородку. Кальцифер поскорее разогнулся, взревев от облегчения и выпустив целый сноп искр.
Софи предприняла новую попытку припереть чародея к стенке.
– Если мне придется целый месяц все тут убирать, – заявила она, – так покажите мне остальной замок. Я тут нашла только эту комнату и ванную.
К ее изумлению, и Майкл, и Хоул хором расхохотались.
Только под самый конец завтрака Софи поняла, отчего они смеялись. Хоула просто невозможно было припереть к стене. Судя по всему, он вообще не любил отвечать на вопросы. Софи отстала от него и спросила Майкла.
– Объясни ей, – велел Хоул. – Может, умолкнет наконец.
– Никакого замка нет, – сказал Майкл. – Только эта комната и две спальни наверху.
– Что?! – поразилась Софи.
Хоул с Майклом снова расхохотались.
– Замок изобрели Хоул и Кальцифер, – стал рассказывать Майкл. – И держится он благодаря Кальциферу. А это все – старый домик Хоула в Портхавене, и только тут он настоящий.
– Но ведь Портхавен у самого моря, до него отсюда мили и мили! – ахнула Софи. – Мне это не нравится! Зачем тогда ваш огромный страшный замок ползает по холмам и до смерти пугает народ в Маркет-Чиппинге?
Хоул пожал плечами:
– Какая вы, однако, непосредственная старушка! Что ж. Я достиг той ступени карьеры, когда вынужден производить должное впечатление как могуществом, так и злобностью. Заставить короля думать обо мне хорошо я не в состоянии. А в прошлом году мне случилось обидеть одну очень могущественную особу, и теперь мне нужно держаться подальше от них обоих.
Занятный способ избегать кого бы то ни было; однако Софи решила, что у чародеев, видимо, представления о секретности совсем не те, что у простых людей. Вскоре она обнаружила, что у замка есть и другие особенности. Все поели, Майкл принялся сгружать тарелки в грязный таз у стола, и тут раздался громкий гулкий стук в дверь.
Кальцифер так и вспыхнул:
– Кингсберийская дверь!
Хоул, направившийся было в ванную, повернулся к двери. В притолоку была вделана квадратная деревянная ручка, у каждой из четырех сторон которой стояла пометка краской. Сейчас ручка была повернута вниз зеленым, однако Хоул, прежде чем открыть на стук, повернул ее вниз красным.
Снаружи стоял некто в громоздком белом парике и нахлобученной поверх парика широкополой шляпе. Одет он был в пурпур, золото и киноварь и держал перед собой жезл, увитый лентами, словно младший братишка майского шеста. Некто поклонился. В комнату хлынул аромат гвоздики и флердоранжа.
– Его величество король изволит приветствовать вас и приказал передать вам плату за две тысячи пар семимильных сапог! – отчеканил некто.