Снова тишина. Волнение нарастало. Да и рыбина с прицепом могла вернуться в любой момент, хотя, скорее всего, с её хребта уже доедали остатки мяса.
Палец Славы приблизился к звонку и в этот момент раздался гул, похожий на работу электромотора.
Дверь, оказавшаяся в толщину сантиметров десять, начала открываться. Без скрипов, воев и мучений. Из появившейся щели наружу хлынули пузыри воздуха, целиком окутывая потолок и Славу.
Когда вода успокоилась, Слава увидел узкую шлюзовую камеру, с еще одной глухой дверью. Внутри светло. Испытывая смежное чувство волнения и любопытства, он выключил фонарь и заплыл внутрь.
Наружная дверь закрылась. Камера окрасилась в красный цвет. Волнение и пульс росли, сжигая драгоценный кислород. Гул мотора усилился. Давление внутри поднялось и вода начала уходить, стравливаясь сквозь мелкие отверстия в полу.
Закружилась голова. Слава вскинул руку, пытаясь найти ровную поверхность для упора, но нащупал две трубы, тянущиеся от потолка к полу. Ему дико хотелось сделать вдох, наполнить лёгкие свежим кислородом, но он боялся рисковать.
Когда вода полностью ушла, на место красного освещения пришёл нежно зелёный свет. Стянув маску, Слава сделал короткий вдох, пробуя окружающий кислород на вкус. Мягкий, влажный кислород стёр острое покалывание в лёгких, убрал головокружение, развеял страхи. Слава выдохнул и глубоко вдохнул. Затем еще раз, и еще.
Вторая дверь приоткрылась.
— Заходи, — раздался женский мягкий голос, — не стой на пороге.
Толкнув дверь, Слава вошёл внутрь. В паре метров от него, повернувшись спиной, стояла женщина. Она увлечённо раскладывала что-то на столе, не обращая внимания на гостя.
— Антон, — продолжила она, — я тебя не ждала. Ты прекрасно знаешь, сколько энергии уходит на осушение прихожей.
Смутившись, Слава сдвинул брови и, боясь напугать хозяйку, медленно проговорил:
— Я не Антон.
Глава 17
Капли конденсата, образующиеся в процессе выпаривания солёной воды, рывками стекали по поликарбонатовым пластинам, оставляя за собой кривые мазки. Капли затекали в узкие цинковые желоба, висевшие на стене, и становились частью бесконечного ручейка, усердно наполнявшего бутылку.
Когда стеклянное горлышко начнёт изрыгать избытки воды, тонкие женские пальцы, с выпученными синими венами и бурыми редкими пятнами, напоминающими ржу на металле, заберут бутылку, а на освободившееся место поставят пустую. Таким образом, хозяйка квартиры собирала за сутки до трёх литров дистиллированной воды, необходимой ей не только для жизни, но и в хозяйстве.
Назвать такую воду полезной — сложно: по причине отсутствия природных минералов необходимых организму человека. Но, если мы возьмём листья кабачка, половинку огурца, концентрат минералов, полученный из подручных растений, и всё это замочим в нашей воде на ночь, то на утро получим бодрый витаминный коктейль, вид которого будет портить только отсутствие зонтика.
Лариса Петровна прекрасно это знала, так как до прихода «волны» на протяжении тридцати пяти лет проработала деканом в государственном аграрном университете имени Тимирязева. Вырастить дерево в бетонном полу заброшенного завода имени Ленина для неё было плёвым делом. Своим ученикам она говорила: «Дайте мне любую поверхность (хоть Луну), лопату, „Байкал“ (микробиологическое удобрение собственного производства), семена, и я выращу вам райские кущи». Прям как Архимед, со своим рычагом и точкой опорой. Как жаль, что он не может поступить так с луной, закинув её обратно на свою орбиту, и тем самым прекратить весь тот кошмар охвативший землю.
Под розовым светом фито ламп, хозяйка квартиры орудовала в парнике. Срезала пожелтевшие листья. Бережно, вокруг растений, вспахивала землю садовой тяпкой. Срывала спелые овощи. Собирала семена. Поливала. И просто, по человечески, наслаждалась любимой работой, отвлекая себя от одиночества, накидывающееся на пожилого человека, как стая дворняг на прохожего.
Закончив в одном парнике, она неторопливо перемещалась в другой, где температура и влажность были чуть выше. Утерев рукавом пот со лба, она цепким взглядом пробежалась по помещению, оценивая проделанную работу. Насладившись, переместилась в подсобку, где нужно было следить не за ростом растений, а за их разложением.
На маленьком пятачке комнаты, размером два на два, стояли три металлические бочки, обложенные ворсистым утеплителем. Каждая на двести литров. Пластиковые трубки, тянущиеся от крышек, затмевали стены, напоминая систему сосудов, но вместо органов, они питали резиновые мешки, висевшие под потолком на стальных крючьях.