Женский взгляд снова вонзился в воду, стремясь добраться до дна. Ожидание мучало её и бесило. Кожа под гидрокостюмом зудела, вода в ухе сводила с ума. Нужно было хоть как-то отвлечься.
— Как думаешь, он на долго? — она открыла крышку компаса. Стрелка точно указывала на крохотные небоскрёбы, стоявшие на линии горизонта. Один острый, второй тупой, третий круглый. За ними прятался еще один, но как его обозвать — она еще не придумала.
Солнечные лучи пронзали бутылку вискаря насквозь, обнажая алкогольный осадок, способный утолить лишь головную боль после похмелья. Убрав сосуд забвения в боковой карман жилетки, мужчина ответил:
— Откуда же мне знать, — поглаживая рыжую бороду, напоминавшую заезженный пластиковый ёршик, отдраивший не один десяток глянцевых керамических покрытий, мужчина опустил взгляд. — Всё зависит от того, в каком настроении прибывает Лариса Петровна. Чаще всего сразу же выпроваживает, говоря, что занята, нет времени смотреть в наши пустые глазёнки. А бывает, как усядет за стол и давай молодость вспоминать, разливая самогонку.
Губы девушки искривились.
— Самогонка? Та самая, с алкоголем?
Скрипя резиной, мужчина облокотился на борт лодки, придвинувшись ближе к девушке.
— Да, та самая. И очень забористая! Поутру болит только совесть. Ну и возвращаясь домой есть все шансы захлебнуться. Такой побочный эффект, как и у любой другой выпивки в наше время. Понимаешь, да? Буль-буль…
Откинув голову, он снова устремил свой взгляд в небо и начал что-то насвистывать, вытянув потрескавшиеся губы.
— И как она там существует? — с сожалением обратилась девушка к горизонту.
Свист оборвался. Мужчина медленно опустил глаза. Возмущение с удивлением вылезли из кишечника и подступили к горлу, готовые выйти наружу. Он удержался от лишних эмоций, — откуда ей знать, как она там живёт.
— Существует? — саркастично спросил он. — Поверь мне — она живёт гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Я даже так сразу и не отвечу на вопрос: «Чего ей сейчас не хватает?» Если только компании на вечер, но и это у неё сегодня будет в достатке. Когда всё закончится, можешь проведать старушку. Не пожалеешь!
— Ага. Только кто мне заправит баллоны?
— Точно! Этот нюанс выпал у меня из головы. Ну не проблема — заглянешь ко мне. Я теперь один живу — гостям буду рад! Заправлю тебе по полной, — тут он усмехнулся и слегка улыбнулся, — может еще что заправлю, — и подмигнул. — А потом вместе отправимся к бабке — выпьем самогонки, — сейчас он напоминал моржа, положившего взгляд на самку; его голова шаталась, а длинные рыжие усы частично скрывали ровные белые зубы. Животное — чья тяга к размножению была сильнее инстинкта самосохранения. Не хватала только второго крупного самца с бивнями до пола, чтобы они схлестнулись между собой ради доказательства или опровержения теории «Рыжего Дарвина».
Омерзение и отвращение выступили глубокими морщинами на женском лице от услышанных слов. Если бы весло могло дотянуться до ехидной улыбки, расползающейся по мужскому лицу, — оно обязательно бы дотянулось и треснуло, оставив крупный синяк под глазом.
— Ну что, согласна?
Тут она принципиально не ответила, надеясь, что всё происходящее завернёт куда-то за угол и пойдёт по другому пути. Мысли об алкоголе, его вреде на организм, и похмелье, — насторожили девушку. Сейчас еще не хватало, чтобы третий член команды напился (а он это может), и полез искать выход наружу. А когда найдёт — начнёт всплывать, с трудом сдерживая в лёгких воздух. И не выдержит — откроет рот. Воздух вырвется прозрачными пузырями, и освободит место в лёгких грязной воде. Когда до поверхности останется пару метров, глаза закатятся, а все мышцы тела свернёт тугими узлами. Пройдёт немного времени — и ты уже часть биологической системы океана, пища для рыбы и остров для размножения моллюсков. Твоя отполированная груда костей послужит домом для некоторых форм морских губок, чья жизнь протекает на дне города.
Девушка отогнала дурные мысли. Представила длинную белую сигарету с красным кругом тлеющего табака. Тяга, — и мысли прочь. Тяга, — и лёгкое головокружение. Влажный язык с трудом описал дугу по шершавым губам.
Вред от курения её не волновал. Уже нет общества, где тебя могут осудить или оскорбить, сравнив с грязной пепельницей. Сейчас каждый представлял из себя кучку гниющей депрессии, готовый в любой момент залезть целиком в хрустальную пепельницу за тлеющим, обмызганным слюной окурком. Люди не брезгуют ничем перед голодом и зудом, вызванным тягой к вредным привычкам.
Фантазии быстро тлели, выделяя едкий дым реальности.