Тот кивнул.
— Я узнал это, пошарив в твоем мозгу.
— Ты можешь превратиться в токсин?
— Почему бы и нет? Если бы я знал, что именно ты имеешь в виду, то нашел бы образец, размножил его атомную структуру и наполнил бы ее своей жизненной энергией.
— Менингит… — задумчиво произнес Карневан. — Это чаще всего смертельно, особенно для такого дряхлого старика, как Дейл. Не помню только, микробом он вызывается или вирусом.
— Это не имеет значения, — сказал Азазел. — Я найду микроскопический препарат или пробу — скорее всего в какой-нибудь больнице, — а потом материализуюсь в теле Дейла в виде болезни.
— И все будет естественно?
— Да.
— Значит, так тому и быть. Токсин, как я полагаю, начнет распространяться по организму, и Дейлу конец. Если не выйдет, попробуем что-то другое.
Он вернулся к своим делам, а Азазел исчез. Утренние часы тянулись, как бесконечная макаронина в итальянской забегаловке. Карневан, теряясь в догадках, чем занимается сейчас демон, сходил в соседний ресторан, удивляясь своему волчьему аппетиту. В полдень он позвонил Диане. Та, оказывается, узнала об обручении Карневана с Филлис и уже успела поговорить с той по телефону.
Карневан положил трубку, с трудом сдержав вспышку дикой ярости. Потом набрал номер Филлис. Ему ответили, что ее нет дома.
— Передайте ей, что я загляну сегодня вечером, — буркнул он и швырнул трубку на рычаг.
Полегчало ему, лишь когда он поднял голову и увидел в кресле закутанного в накидку Азазела.
— Сделано, — сказал демон. — У Дейла воспаление мозговых оболочек. Он еще об этом не знает, но токсин распространяется весьма быстро. Интересный эксперимент.
Карневан попытался собраться с мыслями. Теперь следовало разобраться с Филлис. Разумеется, он ее любит, но… какая же она твердокаменная. В своей жизни он совершил всего одну глупость, но в ее глазах и этого могло хватить. Расторгнет ли она помолвку? Наверняка нет! В нынешние времена любовные интрижки считались более или менее естественными даже на взгляд девушки, которая воспитывалась в Бостоне. Карневан принялся внимательно разглядывать свои ногти.
Через некоторое время под предлогом консультации по какому-то деловому вопросу он заглянул к Эли Дейлу и внимательно пригляделся к лицу компаньона. Тот раскраснелся, глаза его блестели, но в остальном он выглядел нормально. И все-таки Карневан знал, что старика уже накрыла тень смерти. Он умрет, и место старшего партнера перейдет к другому — первый шаг к реализации плана Карневана.
Что касается Филлис и Дианы… Ну что ж, в конце концов у него есть собственный демон! Азазел сумеет решить и эту проблему. Как он это сделает конкретно, Карневан пока не знал, но считал, что при любых обстоятельствах следует придерживаться естественных способов. Он не хотел связываться с магией.
Вечером он отпустил Азазела и поехал к Филлис, но по дороге заглянул к Диане. Сцена, которая там разыгралась, была короткой и бурной.
Смуглая, стройная, яростная и прелестная Диана с ходу заявила, что не позволит ему жениться.
— Но почему? — допытывался Карневан. — Если ты хочешь денег, моя дорогая, я могу это устроить.
Диана неуважительно выразилась по адресу Филлис, а потом хватила об пол пепельницу.
— Так, значит, я недостаточно хороша для жены! А она хороша!?
— Сядь и успокойся, — посоветовал ей Карневан. — Попытайся проанализировать свои чувства…
— Ты… хладнокровная рыба!
— …и реши, наконец, что тебе нужно. Ты не любишь меня. Держишь меня на поводке, и это дает тебе ощущение власти и обладания. Ты не хочешь, чтобы меня получила другая женщина.
— Сочувствую той, которая тебя заполучит, — заметила Диана, выбирая очередную пепельницу. Выглядела она очаровательно, но Карневан был не в том настроении, чтобы восхищаться красотой.
— Ну ладно, — сказал он. — Послушай, если ты оставишь меня в покое, у тебя будут и деньги, и все остальное. Но если снова попытаешься подложить мне свинью — пожалеешь.
— Меня не так-то легко испугать! — рявкнула Диана. — Куда это ты собрался? Конечно, на свидание с этой желтоволосой шлюхой!
Карневан одарил ее невозмутимой улыбкой, надел плащ и вышел. Подъехав к дому желтоволосой шлюхи, он столкнулся с трудностями, которые, впрочем, легко было предсказать. Кое-как убедив горничную, он был допущен пред светлые очи ледяной статуи, молча сидящей на диване. Это была миссис Мардрейк.
— Филлис не желает вас видеть, Джеральд, — процедила она сквозь зубы.
Карневан собрался с мыслями и заговорил. Говорил он хорошо. Его рассказ был весьма убедителен, он сам почти поверил в то, что Диана — это миф, что вся эта клевета вымышлена каким-то его врагом. В конце концов после долгой внутренней борьбы миссис Мардрейк капитулировала.
— Не должно быть никакого скандала, — заявила она наконец. — Если бы я считала, что в словах этой женщины кроется хоть зерно правды…
— У человека моего положения неизбежно есть враги, — заметил Карневан, напоминая тем самым, что он — рыбка, ради которой стоит забросить удочку.
— Ну, хорошо, Джеральд. — Женщина вздохнула. — Я попрошу Филлис, чтобы она вас приняла. Подождите здесь.
Она выплыла из комнаты, а Карневан едва подавил улыбку. Впрочем, он знал, что с Филлис ему так легко не справиться.
Она вышла не сразу, и Карневан понял, что миссис Мардрейк трудно убедить дочь в его порядочности. Прохаживаясь по салону, он вытащил было сигарету, но, оглядевшись по сторонам, тут же спрятал ее. Какой чопорный дом!
Взгляд его привлекла толстая семейная Библия, лежавшая на пюпитре. Не найдя лучшего занятия, он подошел к ней и открыл наугад. В глаза бросились строки:
«Если некий человек поклоняется злому и изображению его, и клеймо его принимает на свой лоб или в руки свои, должен он сорвать гроздья гнева Господнего».
Карневан машинально поднял руку и коснулся лба. Впрочем, он тут же рассмеялся — суеверие! Да, но ведь и демоны — тоже.
В этот момент в гостиную вошла Филлис с миной мученицы, которой не постыдилась бы героиня Лонгфелло, Эваджелина из Аркадии. Сдерживая безумное желание отвесить ей пинка, Карневан потянулся к ее руке, но безуспешно, поэтому просто прошел за девушкой к дивану.
«Пуританизм и воспитание в духе десяти заповедей имеют свои отрицательные стороны», — подумал он. Вскоре это стало еще более очевидно, когда спустя несколько минут Филлис все еще не была убеждена в невиновности Карневана.
— Я не все рассказала матери, — тихо произнесла она. — Эта женщина говорила такие вещи… Что ж, теперь я вижу, что она не лгала.
— Я тебя люблю, — невпопад пробормотал Карневан.
— Нет, не любишь. Если бы любил, никогда не связался бы с этой женщиной.
— Даже если это случилось до того, как мы познакомились?
— Я могу многое простить, Джеральд, — сказала она, — но только не это.
— Тебе нужен не муж, — заметил Карневан. — Тебе нужна статуя.
Пробиться сквозь ее ледяное ханжество было невозможно. Карневан потерял контроль над собой, он убеждал и умолял Филлис, одновременно презирая себя. Из всех женщин на свете его угораздило влюбиться в самую закоснелую пуританку. Ее молчание доводило его почти до истерики, и он с трудом сдерживался, чтобы не потрясти грубыми ругательствами благочестивую атмосферу гостиной. В его понимании Филлис чудовищно унижала его, что-то в нем отчаянно корчилось под ударами, от которых он не мог уклониться.
— Я люблю тебя, Джеральд, — выдавила Филлис, — но ты меня не любишь. Я не могу тебе этого простить. Пожалуйста, уйди, пока окончательно все не испортил.
Он выбежал из дома, кипя от ярости и больной от мысли, что не сумел справиться с собой. Филлис, Филлис, Филлис! Непоколебимая скала, холодный айсберг. Ей были чужды человеческие порывы, в груди ее никогда не жили никакие чувства, разве что эти… заученные, изысканные, как кружевная салфетка. Фарфоровая кукла, ожидающая, что весь мир тоже будет из фарфора. Карневан стоял у машины, дрожа от злости, и больше всего на свете желал ранить Филлис так же больно, как она ранила его.