От традиции не отступили и сейчас. Мы расселись в Большом зале, который в отсутствие остальных курсов казался необычно пустым. Несмотря на всю важность момента, я едва обращал внимание на происходящее, думая лишь о том, что завтра буду уже по ту сторону ограды, наконец-то получив полное право свободно распоряжаться собой и своим временем.
На всех четырех факультетах оказалось всего трое отличников, и один из них был слизеринцем. Вряд ли кто-то сомневался, что Пирс получит высшие баллы по всем предметам, а вот я был спокоен только за чары и трансфигурацию, однако в результате получил еще два «превосходно» по зельям и защите, «выше ожидаемого» по рунам и гербологии и традиционное «удовлетворительно» по истории. Когда вручение документов завершилось, и мы спустились в спальню готовиться к вечеринке, Пирс сказал:
— Даже не верится, что все позади.
— Еще ничего не позади, — скептически ответил Нотт. — Все только начинается. Если мы поступим…
— Университет — совсем другое дело, — возразил Пирс. — Там тебя никто не будет заставлять месяцами сидеть в четырех стенах. Вон Ди тут вообще семь лет провел безвылазно.
— Зато теперь вылезу, — обещал я. — Куда-нибудь подальше отсюда. — Я взглянул на Нотта. — Ты точно остаешься? А то могли бы вместе рвануть…
Отец Нотта числился в розыске, так что Тед решил не покидать страну. Оставлять родовое гнездо на эльфов и «чокнутых теток» ему не хотелось, зато хотелось пожить в одиночестве в собственном доме, пока отец налаживал новую жизнь где-нибудь в Таиланде. Прежде он планировал поступать на архитектуру заклинаний в Европейский университет, а теперь собирался учиться в Британии.
— Видимо, остаюсь, — ответил Нотт. — Но может, я еще передумаю. Ты пока будешь в Хогсмиде?
— Да, — ответил я, намереваясь поселиться в одной из небольших деревенских гостиниц. — Пока буду.
Несмотря на соблазнительные непальские перспективы, я решил отнестись к своему будущему ответственно и на этот раз не совершать поспешных и опрометчивых поступков. Результаты моих выпускных экзаменов оказались не слишком впечатляющими, но я надеялся, что при поступлении в университет профильные предметы сдам хорошо. Однако если там обращали внимание на аттестат, мои дела могли сложиться не лучшим образом. Поэтому я решил сперва попытать счастья в Европе, а во второй половине августа отправиться в Непал. Если провалюсь везде, придумаю что-нибудь, чтобы не возвращаться в Азкабан. В конце концов, можно попробовать зарабатывать на жизнь картинами…
Мои тюремные фантазии о жизни в Хогсмиде и пейзажах для туристов всплыли в голове как раз в тот момент, когда мы поднялись на первый этаж и у дверей в Большой зал увидели восторженную толпу, окружившую только что прибывших гостей — Поттера, Рона Уизли и Гермиону.
— О нет, — пробормотал я. — Что он тут забыл?
— Зашел попрощаться, — предположил Пирс. — Формально он ведь тоже выпускник.
Мы остановились у лестницы в ожидании, пока толпа освободит проход и удалится в зал. Я не хотел ни видеть Поттера, ни тем более общаться с ним, чувствуя себя в двусмысленной ситуации. Мне казалось, что поскольку по его просьбе меня выпустили из тюрьмы, я, по логике вещей, должен испытывать к нему благодарность, но ведь сидел я ни за что, и решение освободить меня являлось не одолжением, а восстановлением справедливости. Следует ли мне к нему подойти? И что сказать, если он вдруг решит поговорить со мной? Однако Поттер не желал привлекать к себе лишнего внимания, заняв дальний столик у стены и ограничив общение только близкими друзьями, так что скоро вечеринка уже шла своим чередом, с каждым часом становясь все более шумной.
Ближе к полуночи, когда танцы были в самом разгаре, Пирс и Полина предложили нам побродить по ночной школе. Я согласился без особого желания, поскольку к этому времени хотел спать, однако завтра совершать прощальный обход будет некогда, а что бы там ни говорили змеи, возвращаться в Хогвартс я не собирался.
Мы бродили по этажам, заглядывали в кабинеты, вспоминали, где и чему учились, и пересказывали друг другу смешные случаи из прошлого. В один из таких моментов Полина взяла меня под руку и слегка отстала от шедших впереди Пирса, Нотта и Флетчера.
— Правда, что ты прошел инициацию? — негромко спросила она.
— Почему ты спрашиваешь?
— Наверное, я тоже скоро ее пройду. Асвинн советовала поговорить об этом с тобой. Такие посвятительные ритуалы не запрещено обсуждать…
— Знаю, — сказал я. — И что ты хочешь услышать?
— Всё, — кратко ответила Полина.
— У тебя другой дух, и инициация будет другая.
— Ты расскажешь или нет? — с легкой обидой произнесла Полина.
— Ладно, слушай, — усмехнулся я. — Во время медитации я попал в родной лес моего духа. Он был там в своем истинном облике, почти не похож на лисицу, и предложил мне пройти посвящение. Я согласился. После этого он меня съел.
Полина вцепилась мне в руку.
— Съел? По-настоящему?
— Там было по-настоящему.
— Это страшно? Больно?
— Нет, не страшно, и больно только в начале. Потом тело начинает меняться, и процесс поедания становится процессом творения. У него из глаз вытекал туман, и из тумана он сделал мне новое тело. Для того мира, разумеется.
— И какое оно?
— Почти такое же, как у него, только меньше, — сказал я. — У тебя ведь ворон — значит, после инициации ты будешь…
Я замолчал на полуслове. Сейчас мы шли мимо галереи портретов, и на одной из картин мне вдруг почудился Дамблдор. Это было настолько неожиданно, что в первую секунду я подумал, что ошибся, однако в темном пространстве полотна вместо привычного обитателя действительно находился он.
— Подожди меня у лестницы, — попросил я Полину. Проследив за моим взглядом, она тоже увидела Дамблдора и, ни говоря ни слова, пошла по коридору догонять остальных.
— Я хочу, чтоб ты знал, — негромко произнес портрет, когда Полина скрылась за поворотом. — Что бы ты обо мне ни думал, я этого не хотел.
— Если бы я хоть на секунду предположил, что вы этого хотите… — начал я, но заканчивать не стал, предоставив Дамблдору самому домысливать ответ. Тот задумчиво погладил край рукава своей мании.
— Что ты намерен делать дальше? — наконец, спросил он.
— Учиться. И что бы вы обо мне ни думали, палочка Смерти мне не нужна. Я не самоубийца.
— Рад это слышать, — ответил портрет тоном, позволяющим усомниться в его радости. — Но Линг, мы ведь оба понимаем, что Гарри… как бы это сказать… при всех его достоинствах, уязвим для любого, кому, в отличие от тебя, захочется эту палочку иметь.
— Его проблемы, — проговорил я. — Пусть Бруствер выделит ему телохранителей. Или научит чему-нибудь, кроме Экспеллиармуса.
Дамблдор помолчал.
— Прося Северуса убить меня, — сказал он спустя некоторое время, — я не мог рассказать ему о палочке, но не из недоверия, а из опасений перед Волдемортом. Нельзя было недооценивать Лорда — при всех его пробелах в некоторых областях магии, человеческую неуверенность он чувствовал прекрасно, и я не мог рисковать, нагружая Северуса информацией о палочке и той опасности, которой он подвергался после моего убийства. Однако все пошло не так, как я планировал, и палочка до сих пор остается активной. Это очень соблазнительный артефакт, и далеко не все понимают и правильно оценивают ее опасность, надеясь, что она поможет реализовать их суетные цели… Я знаю, что не имею права ни о чем просить, но если у Гарри отберут палочку, смерть твоего учителя окажется напрасной.
— Боюсь, на этот раз Поттеру придется разбираться самому, — сказал я, едва веря, что слышу от портрета такие слова. — Он не должен был стать владельцем палочки, но теперь это его бремя. Я уезжаю. Найдите себе другую игрушку, Дамблдор… И кстати, — прибавил я, собираясь последовать за Полиной. — О вас спрашивал тот, кого вы давно не навещали. Всадник на драконе.
Портрет ничего не ответил, глядя на меня с сожалением. Я пошел прочь, страшно раздосадованный, что вообще остановился и вступил с ним в разговор. Живой или мертвый, он был одинаково расчетлив, и теперь мне следовало проявлять повышенную бдительность, чтобы окончательно выпутаться из созданных им сетей.