- Но где Вы его спрятали?
Годрик лукаво улыбнулся, и на секунду Патрик увидел того веселого и насмешливого мужчину, каким он был в их первую встречу.
- Береги наше наследие. Особенно Распределяющую Шляпу. Она куда ценнее, чем может казаться на первый взгляд.
Кивнув на прощание, Годрик развернул коня и тронул его с места неспешной рысью, оставив позади все то, что любил больше всего на свете. Потому что он знал: так будет правильно. Что Розита обязательно гордилась бы им. И что он сделал все, что должен был. Потому что он – Основатель.
Автор очень рассчитывает на отзывы читателей в качестве мотивации для написания продолжения этой работы. Не забывайте, что именно вы, дорогие читатели, и ваши комментарии являются вдохновением для большинства писателей))
Эпилог
Графство Уилтшир, Годрикова впадина, 1102 год.
На деревушку надвигалась осень. Изумрудные листья медленно теряли свой блеск, уступая место золоту и рубинам. Высокие яблоньки, как и много лет назад, зябко жались друг к другу, но, не смотря на годы, Годрикова впадина оставалась такой же холодной.
На церковном кладбище было тихо. Ряды могильных плит кое-где покрылись многолетним мхом, в потрескавшийся мрамор забилась пыль и грязь. Все эти могилы редко кто навещал. Почти все.
К могилам сестры и родителей Годрик Гриффиндор приходил чуть ли не каждый день и оставался там на долгие часы. Ему казалось, что только там, в тишине церкви он ощущает присутствие Розиты и матери.
Годрик много думал о своей жизни. Он был совсем мальчишкой, когда началась война с гоблинами. Гриффиндоры ушли воевать почти сразу. Именно война закалила Годрика. Мужчина до сих пор помнил тот ужас, что царил на поле боя: вспышки заклятий и тела павших, оскал гоблинов и кровь на Годриковом мече… Он вернулся с войны совсем другим человеком. Человеком, который скрывал свою боль за маской язвительности и наигранного веселья, а по ночам вспоминал лица погибших отца и деда.
Хогвартс подарил ему вторую жизнь, это Годрик понял лишь сейчас. Тогда вся эта затея казалась волшебнику не более чем простой шалостью, шуткой, которая в скором времени забудется, и о ней никто не вспомнит. Но он не знал, что жизнь вела его именно к этому моменту. Что, возможно, он потерял так много, чтобы потом обрести нечто большее. Что не война сделала его тем, кем он был сейчас, а школа чародейства и волшебства.
Он не понимал, как сильно ему будет не хватать всего этого.
Он скучал по замку, по его таинственным переходам и коридорам, по Обеденной зале и виадуку, по Гриффиндорской башне и подземельям зельеварения, по теплицам и пропитанному заклинаниями воздуху кабинетов. Ему не хватало его учеников и друзей, споров с Салазаром и укоряющих взглядов Кандиды и Пенелопы. Это была его жизнь, которая оборвалась так же резко, как и началась.
Ему остались только воспоминания, сожаления о том, что он сделал и чего сделать не успел, и скорбь о том, что потерял.
Он вернулся в то место, которое долгое время считал своим домом. Вот только его настоящим домом была не двухэтажная лачужка с запущенным садом и потемневшими от времени и непогоды стенами, а многоэтажный замок с множеством башенок и внутренними дворами. Он не мог заставить себя переступить порог некогда родного жилища – слишком сильна была его боль. Почти физически он чувствовал, как страдала здесь его мать, как маялась от скуки и одиночества его сестра. Он чувствовал, но не хотел признавать. И просто уходил, постояв у ворот всего несколько минут и так и не толкнув заржавевший замок.
Коснувшись на прощание серого, испещренного трещинами камня, Годрик поднялся с колен, отряхнул подол камзола и медленно направился прочь с кладбища. Он совершал этот маршрут почти каждый день и тяготился этой обыденностью. Куда делась жажда приключений и нежелание сидеть на месте? Годрик не мог это объяснить даже самому себе.
На главной дороге он свернул направо, на узенькую улочку. Его цель находилась в самом ее конце. Тяжелые дубовые двери скрипуче шелестели на ветру, ставни в окнах тоненько дребезжали от громких разговоров и смеха.
Когда Годрик вошел внутрь, разговоры стали тише. Многие недоверчиво поглядывали на волшебника, в чьих рыжих волосах уже проглядывала седина. Некоторые укоризненно качали головами и что-то шептали. Годрику было все равно. В другое время он ответил бы, встал во весь свой рост и, вынув волшебную палочку, кинулся бы навстречу новой дуэли. Но не теперь. Может, он стал терпимее? Нет, скорее просто устал.
Он прожил слишком долго в этом мире. Эликсир Салазара почти закончился, но и остатков хватило бы еще на пару десятков лет. Он мог бы просто перестать принимать его, но волшебник мечтал не о такой смерти. Он хотел умереть так, как жил всегда – отчаянно и безрассудно. Он хотел встретить смерть с гордо поднятой головой. А постепенное увядание в старом, прогнившем доме было не для него.
Слухи о его невероятном долголетии жили в этом трактире уже несколько лет. Годрик поселился в одной из комнат наверху с тех самых пор, как вернулся в родную деревню. В доме матери он находиться не мог, потому нашел единственное решение. Трактир был основан волшебником и защищен от глаз маглов, так что Годрик мог не бояться сплетен и слухов о его бессмертии.
Но он не учел, что не только маглы бояться того, чего не понимают.
Волшебники тоже избегали Годрика. Многие не понимали, как ему удалось прожить так долго. Они строили самые невероятные догадки, одни даже думали, что он заключил сделку с дьяволом, лишь бы остаться среди живых на определенный лишь им самим срок. Годрик лишь печально улыбался и оставлял без ответа эти вопросы. А недоверие к нему продолжало расти.
Годрик уселся в самом углу, у стойки трактирщика. Под тусклым светом свечи волшебник казался куда старше своих лет: на коже были видны морщины и складки, глаза словно ввалились и потускнели, а серебро в огненных волосах стало ярче. Подошедший трактирщик с громким стуком поставил на стол глиняный кувшин с элем и скорчил недовольную гримасу.
- Опять напьется до отключки, а я его тащи… – пробурчал он, уходя. Годрик налил янтарную жидкость в кружку и залпом осушил ее.
Он мог забыться только так. Память стала его бременем и наказанием одновременно. Он думал о былых днях, с улыбкой вспоминал проведенные в Хогвартсе дни. А потом понимал, что больше не поднимется по ступеням в холл замка, не пройдет по винтовой лестнице, не заглянет в Выручай-комнату – он был уверен, что ее тайно создала Кандида, – и не поговорит с портретом сестры. В такие мгновения ему становилось так тяжело, что спасением была только выпивка.
Хлопнувшие двери трактира заставили его оторваться от своих мыслей и взглянуть на вошедших. Знакомая ему Бет крутилась возле дверей, о чем-то мило щебеча с молодым мужчиной. Темные волосы его были собраны в короткий хвост, отчего лоб волшебника казался чересчур большим и широким, холодные зеленые глаза внимательно поглядывали по сторонам, а губы кривила усмешка. Он что-то коротко ответил Бет, отчего она залилась смехом, скользнул взглядом по остальным посетителям и вдруг впился глазами в Годрика. Тот равнодушно отвел глаза и хлебнул из кружки. Заметившая его Бет извинилась перед мужчиной и направилась к волшебнику, виляя бедрами.
- Годрик! – негодующе воскликнула она. – Куда ты ушел с утра пораньше? Я привыкла сама оставлять мужчину, а не чтобы оставляли меня.
- Мне нужно было прогуляться, – ограничился ответом Годрик. Бет недовольно надула губы.
- Третий раз за неделю? – он не ответил, и девушка, помолчав, вздохнула. – Мы же сегодня увидимся? Вечером?
- Мне казалось, на сегодня ты себе развлечение уже нашла, – кивнул Гриффиндор на незнакомца. Тот все еще стоял у дверей и не сводил с них глаз. Бет прыснула.
- А ты не иначе как ревнуешь? – мужчина пожал плечами и снова отпил из кружки. – Если честно, он какой-то странный. Не знаю… Змею перед броском напоминает.